Дом, который ты оставил

И тает Рай, и вновь мы, несчастные и одинокие, обреченные существа, стоим и молчим. Стоим и ждем. Стоим и пытаемся найти в себе силы вновь сделать шаг, и еще один, и еще. Вновь идти и вновь искать – его, это заветное, несуществующее и родное.

Ты, такой сейчас далекий, практически плоский, полуреальный, идешь навстречу тому своему дому, которого ты еще не обрел. Что знаю я о тебе? Какой ты для меня? Точно такой же и точно такое же, как и я для тебя.

Половина.

И так, только так можем мы существовать и быть друг для друга чем-то, что в нас, нас обоих, есть, вместе с тем, чего в нас с тобой и для нас с тобой, нет.

Для тебя, ждущий, твоего ожидаемого, сейчас, нет. И он, этот ожидаемый, сейчас и только сейчас – твой потерянный Рай. Ибо прощаясь, отпуская, не важно, на час ли, на пять ли минут, на миг, или же наоборот и столь же, навсегда, любого из тех, кто присутствует и есть в тебе, в твоем мире, ты всегда и неизбежно отпускаешь его, этого кого-то, теперь, отпущенный, для тебя лишь в двух измерениях – либо еще перед, либо уже позади. Твоего, того, знакомого и близкого, уже нет, он стерт с лица твоего существования. И вернется – назад, или же догонит – сзади, уже совсем не он. Другой и уже не столь знакомый, не столь родной. И чем чаще будет тебя покидать этот уже давно “кто-то”, тем больший “кто-то” будет входить в твое “есть”.

Но кто?

Вот так, и только так, предстанет тебе, ждущему, твой ожидаемый. Без имени. Без лица. Без всего совершенно. Безликий и новый ожидаемый. Не твой – но к тебе.

И ты идешь. Идешь по своей пустыне, не отпущенный, а значит и не ожидаемый…

Нет! Нет, нет, нет! Ожидаемый! Ожидаемый мной, ждущей, бесконечно, постоянно и навсегда всегда ждущей.

Уйдет все.

Все растворится и станет прошлым, а прошлое памятью, а память пеплом, а пепел прахом, а прах ничем, но там, в этом ничто, ни для кого не существующее, живет и будет жить мое – тебя – ожидание. Ты не узнаешь о нем, а оно будет жить. Он, кто-то, о нем не узнает, а оно будет таиться в тени угла. Она, эта кто-то, не увидит его, а нон будет спать на пыльном полу. И мы, не существуя, будем, продолжим существовать, в этом зыбком ожидании.

Не выбрасывайте старые вещи, только что обретя свой новый дом. Не сметайте пыль, не снимайте паутины с углов. Не переставляйте ничего.

Сядьте.

Совсем на немного, совсем на чуть-чуть сядьте и молча посидите, ничего не трогая и не мешая длиться, тянуться нитям, оставленным не вами и не вам, когда-то и кому-то завещанных запахов и черт ожидания, существования и памяти не касайтесь. Дайте еще совсем чуть-чуть, совсем немного длиться этому не вашему счастью крохотного, горького, трогательного и неосуществимого уже никогда и никем бытия, этого тишайшего ожидания. Помолчите и подождите, на зная, кого и сколько, чего-то, кого-то, откуда-то, но равно, но вместе с тем, что осталось здесь – есть, ждет, надеется.

Я жду тебя.

Все меркнет, мерцает, оплывает теневыми, мрачными красками, а я все жду.

А ты уходишь все дальше от моего ожидания и все ближе к своему заветному дому, которого ты пока еще не обрел. Где-то вдали заунывным эхом воздух пронзает гудок, раскатываясь по поверхности пустыни твоего пути с низкой, долгой ноты к ноте короткой, перемежающейся, затихающей и нарастающей, метающейся то вправо, то влево, и никогда – вверх или вниз. Это промчался поезд, не важно, догадался ты об этом, или нет. И вот ты уже видишь темные пурпурные полоски рельс, проглядывающие сквозь заносы однотонной стальной пыли. Ничто и никто не тревожит стальной их сон. Даже локомотив, навеки застывший там, правее тебя, искореженный, изъеденный зубами времени и одурманенный слишком растянутым и долгим для того, чтобы его слышать, мотивом безвременья. Никогда, никто и никуда не ехал на этом локомотиве – по этим стальным параллелям. Точно также, как никто из нас, никогда не станет, не будет ехать по параллелям друг друга.

И даже если бы ты вернулся, я каждый день, по нескольку раз ходила бы в душ, мыла посуду, застилала постель. Словом, делала бы все лишь с одной единственной целью – быть здесь, с тобой, параллелями твоих собственных параллелей, но отсутствовать в мире твоих собственных вещей, твоих забот, твоего запаха.

Твоей жизни.

Потому что иначе я не смогла бы. Потому что оба мы, и ты, и я, заранее готовились бы однажды утром проснуться, вернуться уже не теми, уже совершенно другими, и тогда, нам с тобой, нужно было бы слишком мало времени для того, чтобы посмотреть друг другу в глаза, все понять, почувствовать, развернуться, разойтись по разным комнатам. И один из нас непременно должен был бы решиться на то, чтобы исчезнуть, раствориться.

И это была бы я – ведь я уже, заранее была бы готова к этому исчезновению. Никто из нас двоих не был бы согласен на иной вариант.

Я постаралась бы унести с собой, вслед за собой все, даже мельчайшие крупицы себя.