Дом Леви

В конторе сидит Гейнц. Вид у него болезненный, покрасневшие белки глаз, а под ними тяжелые мешки. Слабость ощущает Гейнц во всех членах. У деда нет времени размышлять над слабостью Гейнца. «Что-то у него, вероятно, случилось? В конце концов, придет в себя», решает про себя дед и берется за текущие дела. А дел у деда масса. Большие работы ждут реализации, и планы набегают один на другой. Еще в воскресенье дед привел на фабрику батальон уборщиков, мойщиков, подметальщиков – привести в порядок двор, убрать снег и мусор. Двор на глазах становится чистым и приятным. Даже специалиста по фонтану-жабе, который не работал со времен мировой войны, привел дед, и с приходом весны фонтан снова начнет пускать водяные струи в черный дым и горы бракованного металла.

– Все идет согласно плану, – хлопает дед внука по плечу, – работает, как часы, дорогой внук.

Гейнц не отвечает фразой «Живи и давай жить другим», выгравированной на пепельнице деда. Дед оставляет в покое странного своего внука и продолжает заниматься папками и письмами, отвечает по телефону, следит за работой служащих, пока не раздается гудок на обеденный перерыв. Гейнц вскакивает с кресла, хватает пальто и выбегает из офиса. Дед видит в окно внука, бегущего через двор в гараж. Вот он садится в автомобиль и уезжает, словно земля горит под его колесами.

– Куда торопится этот безумец? – вздыхает дед.

* * *

В поздний час после полудня дом Леви вздрагивает от громкого гудения автомобильного клаксона, идущего от аллеи каштанов, под окнами дома. Фрида и кухарка, руки которых в тесте от готовки пирогов к празднику, Франц в боксерских перчатках, Эдит и девицы в домашних халатах, Фердинанд в рубашке без галстука, больной Бумба в рубашке, старый садовник, служанки и господин Леви – все бегут смотреть. На аллее стоит Гейнц у роскошного автомобиля, и рука не отрывается от клаксона, пока Эдит не появляется в саду.

– Для Эдит, – смеется Гейнц странным смехом, поднимает руку, как бы поздравляя, издает легкий свист, – счастливой дороги…

Лицо Эдит покрывается густой краской. Глаза сверлят Гейнца.

– Сумасшедший! – говорит Фрида. – Какая нужда в таком шуме? Я уже думала, что в доме пожар. Вечные глупости у него в голове.

– Й-а-а, Эдит, – кричит Бумба в большом удивлении, – какая машина! Твоя – белая, как снег, и Гейнца – черная, как ворона.

– Благодарю, – говорит с напряжением в голосе Эдит Гейнцу, – не тянет меня к этой твоей машине. Куплю себе по своему вкусу, – поворачивается к нему, бежит в дом мимо всех онемевших домочадцев.

– Иди, отдохни, Гейнц, – подходит господин Леви к сыну, опирающемуся на автомобиль и провожающему взглядом убежавшую сестру, – у тебя очень усталый вид, – берет сына за руку и ведет в дом.

В салоне, перед ступенями на второй этаж, Гейнц освобождается от руки отца.

– Спасибо, отец.

– Иди, отдохни, Гейнц.

– Уважаемый господин, – кипит Фрида, – я говорю вам, что все беды с того дня, когда пришел…

– Все уже готово к рождественскому празднику, Фрида?

– Как все может быть готово? Не лежит у меня голова к празднику. Всегда Эдит и Гейнц были душа в душу, а теперь – как кошка и собака в одном мешке, и все из-за этого чужака…

– Фрида, Гейнц просто немного нервничает, и это все. Долгие месяцы были у него проблемы, Фрида, и сейчас, когда все пришло в порядок, нервы у него сдали.

– И мои нервы тоже, уважаемый господин. Если все это не прекратится, у меня тоже сдадут нервы.

Господин Леви уходит в свой кабинет. Никогда сердце его не было так близко к сыну, как сейчас. Заголовок в газете провозглашает о смерти сталевара Пифке. «Убийство нашего литейщика – дело мерзкое. Застрелили совсем молодого человека, – со страхом думает господин Леви, укрывая колени тигриной шкурой. – Этому поколению суждено бороться за будущее страны. Мы воевали с внешним врагом, они стоят перед врагом внутренним. И Гейнц тоже, сошедший в уголовный мир, чтобы спасти свой дом, вернулся раненым с фронта. Убивают сыновей – одному тело, другому – душу. Шальная пуля попала в грудь Генриха Пифке. Шальная пуля…Пистолеты даны в руки, тренирующиеся убивать. Мерзкое дело».

Господин Леви видит в окно Эдит, идущую по аллее и исчезающую за поворотом. Перед домом – новый автомобиль. «Мне надо обратиться к доктору Гейзе. Он обещал мне поинтересоваться другом Эдит, но что пользы от того, что я узнаю? Дом-то мой будет перед ним открыт».

Господин Леви встает и уходит в свою библиотеку.

Гейнц из окна видит Эдит, покидающую дом. «Пусть идет ко всем чертям к своему Рифке. Убийцу я не впущу в мой дом. Я поклялся охранять мой дом от ужаса этих дней. Она не разрушит мне последнее наше убежище. Пусть идет с ним куда хочет». Он опускает жалюзи, ложится в постель и пытается уснуть.

* * *

Уже второй день тело покойного Хейни лежит в «салоне» его дома, и высокие свечи пылают у его изголовья. Занавеси опущены на окнах. Портрет Маркса на стене обернут в черный креп. Черный гроб стоит на столе, и в нем Хейни в праздничном костюме, и огромные его руки, скрючившиеся от боли в последний миг, лежат на груди.