Дом на Баумановской

– Ну зайдем, – он с неохотой повернулся, рывком потянул на себя тяжелую, разбухшую и скрипящую парадную дверь с кое-где еще сохранившейся резьбой. Не пропустив студентку, шагнул первый, затылком чувствуя, как она пытается удержать в руках сумочку, локтем закрыть дверь и не задеть ладонью в ссадинах ничего кругом. Со вздохом он повернулся и придержал дверь.

– Спасибо, – выдохнула она, скользнув под его локтем внутрь.

В передней они столкнулись с Марьей Петровной, соседкой Сацука по квартире, которая, ахнув на вид студентки, завела ее в кухню, сказав, что торопится куда-то и поручает ее «нашему великодушному управдому, который мастер на все руки».

– Повесьте пальто на стул у очага, – махнула она царственным жестом и ускакала.

Хорошенькое дельце! Именно это он и собирался сделать, только как следует разбежится.

Они оказались в кухне одни; стояла какая-то не свойственная домам в Москве тишина, только в окно стучал дождь. Основная масса жильцов на работе, в школах и институтах. И Сацук почувствовал себя спокойней, ему не нужно было больше ни перед кем притворяться. Вот, студентка в его кухне, пригласил ее сюда не он, больше в квартире никого – все складывалось ладно. Зажать рот и отволочь в подвал, а там уж…

– Давайте ваше пальто, – сказал он, небрежно махнув рукой.

Студентка принялась расстегиваться с сумкой в руках и с покалеченной ладонью. Пыхтя, она сражалась с верхней пуговицей минут пять, никак не могла вытолкнуть ее из петли, тяжелая сумка оттягивала руку вниз, пальцы в крови не слушались.

– Да ви сумку бы поклали, – вырвалось само собой.

– Ага, – выдохнула она, опустила сумочку рядом с сапожком на пол и опять принялась пыхтеть.

– Давайте сюды, надоело смотреть, – проворчал он и быстро пронесся пальцами от воротника до колен, справившись за три секунды, стянул с девушки пальто, грубо вытряхнув ее из рукавов, подтащил стул к кухонному очагу, развесил. Возникла неловкая пауза, Сацук замешкал с пальто, стал зачем-то выворачивать рукава, расправлять складки и стряхивать капли дождя с воротника. Когда повернулся, студентка все еще стояла на прежнем месте, переминаясь с ноги на ногу и комкая ремешок сумочки. Одета она была в твидовый жакет, юбка в складочку чуть прикрывала колени.

– Спасибо, Филипп Семенович, вы очень великодушны, это правда, – звонко молвила она. Он поморщился от ее пронзительного голоска. Зачем так кричать? Говорит, будто читает речь в актовом зале на комсомольском собрании. Но студентка была девочкой сметливой, сразу догадалась, в чем дело, и, захлопав глазами, продолжила громким шепотом:

– Мы прервали беседу на том месте, где я спрашивала, не из Рязани ли вы?

– Ну жил там два года. И що?

– А атамана Степнова видели?

– Его нихто не видел.

– Вот никто-никто, совсем? Так ведь не бывает, – застрекотала она. – Кто-то же должен был. А откуда вы знаете, что никто не видел? Может, все-таки…

– Всих, кто попадался ему, он тут же расстреливал, сжигал или вешал.

– А может быть так, что на самом деле его никогда и не существовало? Ну вроде местной легенды?

– Може. Я не знаю.

– А следователь сказал, что его Савелий Илиодорович видел, – она пытливо заглянула ему в лицо и замолкла, вытаращив свои невозможно огромные глазищи. Кожа ее от домашнего тепла опять разрумянилась, губки заалели, но она все еще подрагивала и терла пальцы.

– Наливки хочете? – спросил Сацук. А чего тянуть? Соседка могла быстро вернуться, так надолго их вдвоем не оставят. В шкафу у него еще оставалась клюквенная водка разлива «Севжелдортрудкоопа» и порошок хлоралгидрата. – Надо согреться, а не то схлопочите мне тут воспаление.

Продолжая дрожать, она закивала.

– Да сели би уже, – раздраженно буркнул он и отвернулся к большому буфету из светлого ореха с матовыми стеклами на дверцах. Надо незаметно всыпать в одну из рюмок снотворный порошок.

Пальцы у нее продолжали дрожать, когда она протянула руки, чтобы взять рюмку, посверкивающую прозрачно-алым, как разбавленная кровь. Он выпил свою стоя, налил вторую и поставил на стол, сел, уронив локоть рядом. Студентка пригубила, устремив свои огромные глаза в пол. Но тут ее сумочка, которую она поставила на колени, скатилась на пол. Она ахнула, поставила рюмку и бросилась собирать разлетевшееся на тысячи каких-то разнообразных предметов, бумажек, коробочек содержимое сумки. Там были кусочек глицеринового мыла в ярко-красной обертке из бывшего магазина Брокера, зеркальце, синяя коробочка пудры «Имша», гребешок, тетрадки, перья, кисточки, баночки с гуашью, тетрадь для рисования с набросками, целая пригоршня конфет «Шары-Шуры», множество цветных ниток, пуговиц и бусы, которые рассыпались мириадами белых стекляшек. И все это раскатилось по всей кухне.

Сацук тяжело вздохнул и присел на корточки, стал помогать сгребать в одну кучу весь этот женский хлам, искоса посматривая на ее рисунки, но стараясь взгляд свой скрывать.

– Ах боже, пудру рассыпала! – вскочила студентка. – Где у вас раковина?

– Вона, – махнул головой управдом.