Олли ошеломленно огляделся. Куда к черту подевался викарий? В дверь он выйти никак не мог. И все окна тоже были закрыты.
Он вдруг заметил, что тарелки с печеньем на столике не было. И двух кружек тоже. Комната была какой-то… неподвижной, как будто в нее никто не входил все утро. Олли чувствовал запах полировки для мебели и новой ткани. Занавески не шевелились.
Он нахмурился. Ведь вышел всего на несколько секунд, и то только в холл. Внезапно очнувшись, он бросился к окну и выглянул наружу. Маленькой фиолетовой «киа» викария на подъездной дорожке тоже не было. Что… что за…
Сзади раздались легкие, почти бесшумные шаги. Олли вздрогнул и обернулся.
Это была Сапфир. Но вид у нее был странный. Она выгнула спину, как будто злилась на кого-то, и прижала уши.
— Эй, девочка! — Олли присел, чтобы погладить кошку, но она истошно мяукнула и вылетела из комнаты, прежде чем он успел к ней прикоснуться.
Затем Олли услышал звук подъезжающей машины. Он опять выглянул в окно. К дому приближалась фиолетовая «киа». Не веря своим глазам, он смотрел, как автомобиль припарковался на подъездной дорожке, викарий выбрался наружу, тщательно запер дверь и направился к крыльцу.
Неужели ему все почудилось? Олли в самом деле не знал, что ему думать. Может быть, наступил День сурка?
В полубессознательном состоянии он добрел до холла и открыл парадную дверь.
Фортинбрасс, как и несколько минут назад, приветливо помахал ему рукой. Одет он был тоже точно так же: джинсы, свитер, из-под которого выглядывал воротничок священника, и крепкие туфли-броги. Викарий подошел к крыльцу и пожал Олли руку:
— Доброе утро, Оливер! Рад снова вас видеть.
— Да-да, — неуверенно произнес Олли. Он пытался разглядеть на лице викария хоть тень ухмылки, знак, что его разыграли, но видел только открытую дружелюбную улыбку.
— Хотите чаю или кофе? — спросил он.
— Крепкий чай, если можно. С молоком и без сахара. Спасибо.
То же самое викарий сказал и несколько минут назад. Слово в слово.
— Идет!
Олли проводил гостя в гостиную и пошел в кухню, все еще оглушенный случившимся. «Что же происходит в моей голове? — со страхом подумал он. — Я правда схожу с ума?»
Он открыл шкафчик, где лежало печенье, и заметил целую, неоткрытую «семейную» упаковку. Олли глупо посмотрел на несорванный целлофан, открыл пачку и выложил несколько штук на тарелку.
Через пять минут он, как и немного раньше, сидел на диване напротив викария и держал в руке кружку с чаем. Олли жестом пригласил Фортинбрасса угоститься печеньем, но тот покачал головой:
— Очень соблазнительно, но я воздержусь, спасибо. Я что-то набрал несколько лишних фунтов за последнее время. — Он улыбнулся и похлопал себя по животу. — Какой все же красивый дом. — Он обвел взглядом изящный лепной карниз на потолке и прекрасный мраморный камин.
Господи, как странно, мелькнуло в голове у Олли. Это ведь тот же самый диалог, что они вели пару минут назад.
— Будет красивым, если мы когда-нибудь закончим с ремонтом.
— Уверен, что закончите. Он напоминает мне о доме, где я вырос. Мой отец тоже был викарием, и до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать, мы жили в роскошном доме приходского священника в Шропшире. Я говорю «роскошный», но на самом деле зимой это был сущий кошмар, потому что отец не мог позволить себе установить центральное отопление. К сожалению, нам, священникам, платят не слишком много. И все зимы моего детства мы проводили в кухне, держась как можно ближе к плите Aga — она ведь долго сохраняет тепло. — Он сделал глоток чая и бросил взгляд на тарелку с печеньем, явно борясь с собой. — Так расскажите мне, как вы и ваше семейство устроились на новом месте? По телефону вы сказали, что возникли какие-то проблемы?
— Да, — сказал Олли. Он просто не знал, что думать. — Я… ну, словом, я подумал, что будет неплохо поговорить с вами с глазу на глаз.
Викарий кивнул. Его лицо было совершенно бесстрастным.
— Я ездил к преподобному Бобу Манторпу, как вы и советовали, — сказал Олли во второй раз за… сколько там минут?
— Очень хорошо! И как он?
— А вы не слышали?
Выражение лица викария немного изменилось.
— Нет — не слышал о чем?
Олли во второй раз сообщил ему печальные новости.
— О господи Иисусе! Какая жалость! Я встречался с ним всего несколько раз, но… Он был так предан своему делу… он…
Викарий вдруг замолчал на полуслове и уставился через коридор куда-то в холл.
Олли снова увидел ту же тень — как будто кто-то маячил за дверью. Его слегка затрясло.
Все еще глядя на дверь, Фортинбрасс спросил:
— А… кто-то еще живет в доме, кроме вас с женой и вашей дочери — кажется, вы говорили, что у вас дочь?
— Да, Джейд, ей двенадцать. И больше здесь никто не живет.
Олли все еще видел тень; она слегка двигалась. Он вскочил, большими шагами пересек коридор, распахнул дверь и вышел в холл.
Там никого не было.
— Очень странно, — сказал Олли, вернувшись в гостиную. К его неимоверному облегчению, викарий по-прежнему сидел на диване и в этот момент как раз протянул руку за печеньем.
— Нет, не могу устоять, — признался он. — Как там Оскар Уайльд выразился насчет искушения?