Дом на краю темноты

Позволить им уехать. Позволить Джесс забрать Мэгги так далеко от Бейнберри Холл, как только можно. Не важно, что она злилась на меня, и, возможно, так будет еще очень долго. Может, всегда. Важно было лишь то, что Мэгги больше не будет жить в этих стенах.

— Просто скажи мне, куда вы едете, — сказал я, пока шел за ними вниз по лестнице.

— Нет, — ответила Джесс с такой злобой, что даже я удивился.

Я догнал их у подножия лестницы и встал перед Джесс, на мгновение задержав их бегство.

— Посмотри на меня, Джесс, — я стоял перед ней, надеясь, что она сможет узнать настоящего меня. Надеясь, что от этого человека осталось хоть что-то. — Я никогда намеренно не причиню вреда нашей дочери. Ты это знаешь.

Джесс, которая ради Мэгги сохраняла мужественное выражение лица, теперь позволила ему дрогнуть.

— Я больше ничего не знаю.

— Знай, что я люблю тебя. И я люблю Мэгги. И я все исправлю, пока вас не будет. Я обещаю. Этот дом больше не причинит Мэгги вреда.

Джесс посмотрела мне в глаза, и тысячи эмоций отразились на ее лице. Я мельком увидел печаль, страх и смятение.

— Я боюсь совсем не дома, — сказала она.

Она обошла меня, в ее руках наша дочь и два чемодана. Она поставила на пол всех троих ровно на столько, чтобы успеть открыть входную дверь. Джесс взяла свой чемодан. Мэгги подняла свой. Затем они вдвоем, все еще в пижаме, ушли из Бейнберри Холл.

Я наблюдал за их отъездом из вестибюля, не мигая, пока машина не скрылась из виду. При любых других обстоятельствах я был бы опустошен. Жена и ребенок меня бросили. Я не знал, куда они уезжают. Я не знал, когда они вернутся. Но когда они ушли, я почувствовал только облегчение. Это означало, что Мэгги далеко от Бейнберри Холл.

Здесь небезопасно. Особенно для нее.

И так будет всегда, пока здесь есть дух Уильяма Гарсона. И хоть я знал, что должен от него избавиться, я не имел понятия как. Вообще, за советом я мог обратиться всего лишь к одному человеку.

Который даже не был живым.

Не найдя другого выхода, я прошел на кухню и уставился на стену с колокольчиками.

И потом стал ждать.

Глава двадцать первая

За всю историю своей работы я видела кучу ландшафтных дизайнеров. Некоторые из них — настоящие художники, создающие сложные схемы с вниманием к цвету, форме и текстуре. Другие — простые рабочие, обученные только выдергивать сорняки и сгребать перегной. Но все они говорили одно и то же: сажать плющ можно только на свой страх и риск. Неконтролируемый, он распространяется, поднимается и опутывает все на своем пути больше, чем любая другая лоза.

Плющ за Бейнберри Холлом делал все это на протяжении десятилетий. Он густой — как джунгли — и тянется вдоль задней стены дома зеленой полосой, которая поднимается мимо окон второго этажа. Если там и есть дверь, то плющ ее полностью скрывает.

Сначала я пытаюсь подцепить несколько лиан, надеясь, что они отвалятся от стены. Если бы все было так просто. Когда это не срабатывает, я засовываю руки в самую гущу и слепо ощупываю все вокруг, мои пальцы не задевают ничего, кроме внешней стены.

Но потом я чувствую.

Дерево.

Я продолжаю дергать и ощупывать до тех пор, пока в глубине виноградных лоз не начинает обретать форму дверь. Короткая и узкая, она не столько похожа на дверь, сколько на плоскую доску, вместо которой должна располагаться настоящая дверь. У нее даже ручки нет — просто ржавое кольцо, которое я тяну вбок.

Дверь приоткрывается, и я дергаю ее, расширяя проход до тех пор, пока он не становится достаточно большим, чтобы я пролезла. Затем, как ныряльщик перед погружением, я делаю глубокий вдох и проталкиваюсь сквозь завесу плюща.

Внутри царит темнота. Я не нахожу выключателя, а плющ снаружи пропускает только пятна лунного света. К счастью, я предвидела это и пришла с фонариком наготове.

Я включаю его и вижу кирпичную стену, скользкую от влаги. По ней, спасаясь от света, пробегает многоножка. Слева от меня еще одна стена. Справа — чернильная тьма, которая тянется дальше света фонарика. Я прохожу через нее и вскоре оказываюсь у деревянных ступенек.

Их вид полностью выбивает меня из колеи.

Как я могла не замечать их раньше?

Это заставляет меня задуматься, знали ли родители об этом проходе. Скорее всего, нет. Мне хотелось бы думать, что, если бы папа знал о потайной лестнице в задней части Бейнберри Холл, он бы написал об этом в Книге. Это было бы слишком «по-готически», чтобы этого не сделать.

Я медленно поднимаюсь по ступенькам, переступая по одной за раз. Я понятия не имею, куда они ведут, и это заставляет меня нервничать. Настолько, что фонарик, который я сжимаю, дрожит, отбрасывая дрожащий свет на стены, похожие на колодец.

Через десяток шагов я достигаю площадки, которая выглядит прямо как из фильма ужасов. Она маленькая и скрипучая, с мотком паутины в углу. Я останавливаюсь, дезориентированная, не имея ни малейшего понятия, как далеко я забралась и где именно нахожусь.