— У нас только «Гельветика» или «Таймс», — ответил Иван Никитич бесцветным голосом.
— А есть «Гарамонд» или «Футура»? — бодро спросил Кеша. — Что ж, ладно, давайте вручную напишем, с завитушками? Или в стиле газеты «Известия» двадцатых годов? Можете от руки нарисовать? Нет? А что если каждую букву сплести из колбас — о! из неоновых ламп соорудим колбасные гирлянды? И чтобы жиринки в колбасе и заглавная буква «О» вспыхивали в ритме самбы?..
Иван Никитич — толстоватый, с бледным лицом — разинул рот.
— Да мы не художники, — он стал оправдываться, — мы верстальщики, обычные труженики верстки.
— И сколько это может стоить? — вмешался в разговор мальчик. — Если дорого, Кеш, не надо, нам надо попроще, подешевле, что ты, как золотушный интеллигент? У меня на такой заказ полбюджета уйдет. Делайте «гельветикой», просто и ясно: «ОБЖОРА» на фоне цветной фотографии колбасы. Мы это взгромоздим на фасаде. Ух, как пенсионеры ломанутся в наш магазин, никто мимо не пройдет. Да что пенсионеры, все население микрорайона — шаговой доступности магазин!.. Иди, Кеш, погуляй, я сейчас приду.
На улице толпились передвижные фургоны, «Шаурма» было написано на одном из них, под тентом сидели в спецодежде работяги, курили. Большая буква «Ж», опять абсолютно черная, ощетинилась, словно противотанковый еж. Двое рабочих собирали какой-то короб и вставляли туда неоновые лампы. Пустынный ветер гнал мусор по двору.
— Не живет здесь поэзия, творчеством и не пахнет, — подумал Кеша.
Как тут его обдало запахом сирени.
Он поднял голову и увидел сиреневый куст. Сама сирень была почти не видна, но аромат выдавал ее присутствие. И Кеша вздохнул с облегчением, как будто он встретил друга.
Мгновенно повеселев, он уселся на дощатый ящик под кустом, достал бутерброд с колбасой, который я незаметно сунула в карман пиджака Модильяни перед уходом, к нему сразу подбежал здоровый пес, Кеша угостил его бутербродом.
Так он сидел и ждал мальчика, глядя на фабричный цех, в каждом окне рабочие клепали рекламу-«наружку»: «Аптека», «Пельмешка», «Дрова», короба, короба… Внезапно с той стороны барака над крышей появился острый светящийся уголок, видимо, работяги включили какой-то лайт-бокс, а из окна пытаются его вытолкать.
— Наверное, в дверь не прошел, они решили попробовать — в окно… — подумал Кеша. — Совсем спятили! Дорогой ведь! Сейчас упадет на асфальт, разобьется!
Он побежал к ним сказать:
— Что вы делаете, идиоты?
…И оцепенел.
Лайт-бокс поднимался выше, выше, заскользил по коньку, неожиданно оторвался от крыши и поплыл, уплотняясь, обретая вселенскую материю, — это всходил над рекламно-производственной мастерской «Макс и Мориц» новорожденный месяц.
Кеша даже зажмурился от восторга, новое вихревое движение охватило его всего от макушки до пяток, внешне он походил сейчас на Кюхельбекера, внутренне — на Ломоносова. В голове пышет пламя, внутри клокочут разные комбинации. Обуреваемый грандиозными идеями, он увидел себя в ночи на крыше кирпичного цеха — в шляпе и двубортном габардиновом пальто дяди Эфраима. А около него лежит лайтбокс в виде месяца. Гениальная инсталляция. Чистый белый неоновый свет, льющийся из двурогого объекта…
Он вытащил из кармана блокнот и торопливо стал записывать свою идею, зарисовывать картинку, а пес опять возник из темноты, подумал, что они с Кешей снова будут есть бутерброд.
Тут мальчик выходит:
— Что, Кеша, мысль интересная? Я сделал заказ, пошли.
— Подожди минуточку, — Кеша кинулся в мастерскую, толкнул дверь, а там уже закрывают.
— Иван Никитич! — заорал Кеша, ворвался внутрь и направился к дизайнеру. — Скажите пожалуйста, вы можете сделать месяц?
— Мы все можем, — ответил Иван Никитич. — Если у вас есть на это деньги.
— А сколько надо?
— Смотря какой размер.
— Метра два.
— Ну, долларов триста пятьдесят…
— Понимаете, я подумал, а что если соорудить луну — как натуральную светящуюся скульптуру…
— Световой короб ходите сделать? Мы вам его быстро сварим, деньги наличностью будете платить — это хорошо. Значит, луна? И все. А что на ней напишем? Какой слоган или название вашего ларька?
— Это я для театра, — соврал Кеша. — Детский театр… для украшения сцены.
— Значит, короб из жести, здесь скобки, с лица — оргстекло, внутри пять ламп дневного света…
Они стали рассчитывать, чертить.
— Всего десять тысяч рублей, — сказал Иван Никитич.
— Ой-ой-ой, а можно дешевле?
— Можно — без ламп.
— Как это без ламп? Мне надо с лампами!
— Договорились, — сказал Иван Никитич.
И выписал квитанцию, которую Кеша на очередном праздничном ужине робко предъявил корпорации.
Главное, мои сидят, едят холодец. Мальчик был очень не в духе, как чувствовал, что сейчас опять Кеша деньги будет просить, ворчал:
— Хрена нет, хлеба нет!..
— А у нас со всем на «х» как-то не очень! — весело сказал Кеша.
Фима надел очки и прочитал: