Мы хотели немедленно отключить факс, но тут он опять затарахтел и оттуда выползла бумага, в центре листа явственно был виден орел, держащий пучок стрел, дальше следовал текст, не компьютерный, а напечатанный на машинке. Кеша взял факс и прочитал срывающимся голосом:
— «Секретное и личное послание Верховному Главнокомандующему Советской армии Генералиссимусу господину Йозефу Сталину от Ф.-Т. Рузвельта:
Don’t worry — Be Happy!..»
— Это уму непостижимо! — удивлялся Серафим. — Ни того, ни другого давно на свете нет, а они себе в ус не дуют, продолжают дружескую переписку.
— Помнишь, Фима, когда умер Сталин, — сказала Рита, — я делала на радио передачу «Трудовые резервы»? Мне сначала велели нафаршировать ее цитатами «Йозефа», а на следующий день опомнились и велели их убрать! Я вся была в синяках, такую устроили давку возле Дома Союзов, когда его хоронили!
— А потом прошел слух, что арестовали Берию, — говорит Фима. — И мы решили с Маргаритой, что пойдем в гостиницу «Москва» — там висел его портрет — и посмотрим: если портрет сняли, значит, это правда. Мы входим — а портрета нет. Все висят — другие партийные лидеры, а руководителя разведки КГБ — как не бывало. Потом мы узнали, что арестовать Берию поручили Жукову. Лаврентий Палыч должен был возвращаться с дачи, а Жуков с армейскими частями перекрыл ему дорогу.
— Причем в газетах объявили, что он английский шпион! — сказала Рита.
Тут аппарат снова застрекотал, а из темной щели возник древнейший пергамент, где было начертано что-то на древнеиудейском языке, правда, с подстрочником. Кеша принес лупу, и мы с трудом разобрали расплывшиеся от тысячелетий письмена:
— Господи! — перекрестилась Маргарита. — Убереги нас от людей, зверей и от технического прогресса!
— Надо его обезвредить! — решил Кеша и вытащил вилку из розетки.
Аппарат свистнул тихонько и смолк. Все лампочки медленно погасли. Кеша снял его с пьедестала и низложил к пылесосу «Ракета» у подножия стеклянного стакана.
А Маргарита потом все эти послания втайне от Фимы преподнесла в дар Историческому музею.
— Да-а, братцы, — сказал мальчик. — Я вижу, коммерция — не ваш конек. Вы прямо заговорены от коммерческого успеха. И никакие
— Просто Вселенная следует своим беззаботным, мистическим путем, непостижимым для человеческих существ, удел которых — пребывать в состоянии озадаченности, — ответствовал Кеша, даже во дни суровых испытаний не утративший своей проникновенной мудрости.
А впрочем, жизнь наша была ознаменована многими странными и прекрасными проявлениями Ведущей Руки.
Тихим вечером мы собрались за праздничным столом по случаю дня рождения моего бесконечно любимого прадедушки Тевеля, дедушки Серафима, мельника и хасида из деревни Корево. С мельничихой Розой они нажили восемеро детей, седьмым из которых был Даня — железнодорожник. Когда Тевель стал стареньким, Даня забрал его к себе на дачу в Загорянку. Тевель там крутил пейсы и постоянно молился — ночью и днем, как раввин Симеон, по Слову которого содрогалась Земля и слетались ангелы.
Казалось, он ничего не ел и никогда не спал, во всяком случае, никто не видел его спящим, а только — бодрствующим, ведущим непрестанный разговор с небесами. Он умер в пятьдесят втором году, за два года до моего рождения. Год шел високосный, и Тевель покинул этот мир именно 29 февраля, чтобы после его смерти с ним не было особых хлопот. Как, впрочем, и при жизни: Дане только пришлось принести ему из министерства папку с надписью «Материалы XIV съезда Коммунистической партии», чтобы сложить туда пожелтевшие, помятые, истрепанные листочки Тевелевых молитв. А то, не ровен час, кто-нибудь из гостей, которые съезжались на дачу, взял бы да и сообщил куда следует, какой у Дани отец бесперспективный строитель коммунизма.
— Кстати, вы слышали, — сказал Фима, — что депутаты Думы самым серьезным образом обсуждают предложение разделить население на перспективных и бесперспективных членов общества? Есть такая категория бесперспективных людей, они объявили, в том числе старики…
— Это Циолковский придумал — разделить человечество на перспективных и бесперспективных! — со знанием дела сказал Кеша. — Первым, он искренне считал, надо обеспечить нормальные условия жизни, хорошее образование, всяческие поощрения, а другим — даже запрещать размножаться, а то человечество придет в упадок. Вот план Циолковского по реорганизации жизни на Земле.
— Как бы таких великих подвижников, как наши Маруся с Кешей, пышущих перспективами, подающих надежды которую двадцатку лет, — заметил мальчик, — не отнесли ко второй категории…