Дом на Манго-стрит

Я познакомилась с Нормой Аларкон[38]. Впоследствии она стала моим первым издателем и лучшим другом. В первый раз оказавшись в моей квартире на Паулина-стрит, она замечает тихие комнаты, коллекцию печатных машинок, книги, японские фарфоровые фигурки, окна, из которых видны скоростное шоссе и небо. Она ходит тихо, будто бы на цыпочках, заглядывая в каждую комнату, даже в кладовую и чулан, будто бы пытается что-то найти.

– Ты живешь здесь? – спрашивает она. – Одна?

– Да.

– Так… – Она делает небольшую паузу. – Как ты сумела это сделать?

Норма, я сделала это, решившись на вещи, которых боялась, чтобы больше не бояться никогда. Переехала, чтобы окончить магистратуру. Путешествовала в одиночку за границу. Сама зарабатывала деньги и жила одна. Притворялась писателем, когда боялась, точь-в-точь как на фотографии для обложки твоего журнала.

И когда я наконец была готова, когда вот уже несколько лет училась у профессиональных писателей, я подписала контракт со своим первым агентом. Отец, который прежде изо всех сил пытался выдать меня замуж, теперь, уже в конце своей жизни, был благодарен Сьюзан Бергольц больше, чем кому-либо. «¿Ha llamado Susan?»[39] – каждый день спрашивал он, потому что знал – если звонит Сьюзан, то новости хорошие. Бриллианты, быть может, и нравятся девушкам, но лучшие друзья женщины-писательницы – литературные агенты.

Я не доверяла самой себе, Норма. Люди, смотря на меня, видели лишь маленькую девочку, и маленькая девочка говорила с ними, стоило ей только раскрыть рот. Потому что я не слышала голоса взрослой себя и часто накладывала цензуру на собственные мысли. Затем я создала другой голос, голос Эсперансы, и позволила ему говорить. Я сделала его голосом, который мог бесстрашно спросить: «Куда двигаться?» Я не знала точного ответа, но понимала, чьи судьбы точно не хочу повторить – Салли, Рафаэлы, Рути – женщин, чьи жизни обернулись всего лишь дорожной разметкой для чужих путей.

В Айове мы никогда не обсуждали то, что творчество должно служить кому-то. Нам говорили только, что оно должно служить в первую очередь нам. Оно служило мне, пока ты, Норма, не познакомила меня с другими мексиканскими писательницами – Хуаной Инес де ла Крус, Эленой Понятовска, Эленой Гарро и Росарио Кастельянос. Девушка на фотографии искала иной путь – «otro modo de ser»[40], как писала последняя.

Пока ты не собрала нас (Черри Морага, Глория Анзальдуа, Марджори Агосин, Карла Трухильо, Диана Солис, Сандра Мария Эстевс, Диана Гомес, Салима Ривера, Маргарита Лопес, Веатрс Бадикиан, Кармен Абрего, Дениз Шавес, Хелена Вирамонтес), латиноамериканок, вместе, мы, Нормита, не понимали: то, что мы делаем, – выдающийся труд.

Я больше не считаю Чикаго домом, но Чикаго все еще находит путь к моему сердцу. В мыслях все еще роятся рассказы о Чикаго, которые я хочу написать. И пока эти идеи будут вертеться у меня в голове, Чикаго останется домом.

В конце концов я нашла работу в Сан-Антонио, Техас. Уехала из Чикаго. Вернулась. И вновь уехала. Я возвращалась и возвращалась, искушенная низкими ценами на аренду. Это очень важно для писателя. Со временем я смогла даже купить собственный дом, старый столетний дом, когда-то синий, как барвинок, но потом перекрашенный в мексиканский розовый.

Два года назад я соорудила собственный кабинет в саду дома, здания, возведенного моими воспоминаниями о Мексике. Сегодня я пишу эти строки оттуда, из того самого кабинета, стены которого снаружи выкрашены в оранжевый, как бархатцы, а внутри – в пурпурный, как ипомея. Китайские колокольчики звенят на веранде. Где-то в отдалении гудят поезда – наш район находится близко к вокзалу. Та самая река Сан-Антонио, которую все знают по знаменитой набережной, огибает мой дом и направляется к заповеднику «Миссии Сан-Антонио», а затем впадает в Мексиканский залив. Из окна можно увидеть, как река извивается буквой s.

Белые журавли парят в небе, словно сошли с глянцевой картины. Река, протекающая вблизи центра города, отделяет землю с утками, енотами, опоссумами, скунсами, стервятниками, бабочками, соколами, черепахами, змеями и совами. В моем саду тоже много животных – мелкие собачки, горделивые кошки и один влюбчивый попугай, сходящий по мне с ума.

Это мой дом. Мое благословение.

24 октября 2007 года. Ты приехала в гости из Чикаго, Мама. Ты не хотела приезжать. Но я заставила. Тебе больше не нравится уезжать из дома, ты говоришь, что у тебя болит спина. Я построила этот дом у реки и для тебя тоже, и я хочу, чтобы ты его увидела.

Однажды, много лет назад, ты позвонила и встревоженно сказала:

– Когда уже у тебя будет собственный кабинет? Я видела Исабель Альенде[41] на PBS, у нее ОГРОМНЫЙ стол и ОГРОМНЫЙ кабинет.

Ты расстраивалась из-за того, что я, как и прежде, пишу, сидя за кухонным столом.

И вот теперь мы здесь, на крыше оранжевого здания, окна которого выходят на реку. Мы там, где я могу писать.

Мы заходим в кабинет, он располагается над библиотекой, и выходим на балкон, откуда видна река.