Дом на мысе Полумесяц. Книга первая. Братья и сестры (ЛП)

В доме на мысе Полумесяц остались лишь Альберт и Ханна. Ханна с горечью думала о поворотах судьбы, из-за которых они оказались за рождественским столом вдвоем и ели молча, причем отнюдь не в дружелюбной тишине. Ее любовь к Альберту не испарилась полностью, но значительно ослабла из-за всего, что произошло с момента их переезда на мыс. Состояние Альберта тревожило Ханну сверх всякой меры, хоть она и не желала сама себе в этом признаваться. Перед отбытием Сонни на фронт Альберт, казалось, перестал злоупотреблять алкоголем, но после отъезда сына снова взялся за бутылку. В этом, а также в размолвке Альберта и Майкла Ханна целиком и полностью винила Кларенса Баркера, который, по ее мнению, срежиссировал оба этих сценария, преследуя свои коварные цели.

В других домах на мысе Полумесяц Рождество проходило тоже невесело, ведь почти в каждой семье кто-то воевал за рубежом. Волнуясь за близких, жители Скарборо тем не менее были уверены, что война обойдет стороной их маленький и неприметный приморский город. Ведь Скарборо славился лишь небольшим числом рыболовецких судов, которых с каждым годом становилось все меньше, ровными песчаными пляжами, лечебными водами и светской атмосферой аристократического курорта. Но за одиннадцать дней до Рождества иллюзии горожан разбились вдребезги.

Немецкие линейные крейсеры «Дерфлингер» и «Фон Дер Танн» в сопровождении бронепалубного крейсера «Кольберг» подошли к берегу на расстояние мили и встали у входа в заливы-близнецы. Немцы заминировали подходы к гавани и принялись обстреливать древний заброшенный замок. Поскольку ответного огня не последовало, корабли осмелели и стали обстреливать город. В результате этого вероломного нападения пострадали двести десять зданий и погибли восемнадцать человек, в том числе восемь женщин и четверо детей. Когда дым над Северным морем рассеялся и крейсеры отошли, жители Скарборо еще долго недоумевали, почему могущественный германский флот усмотрел в них угрозу.

* * *

В конторе на Мэнор-роу Кларенс Баркер не терял времени зря и посвящал каждую минуту плетению коварных планов и интриг. Его тревожило лишь одно: слухи о возможной всеобщей мобилизации. Воевать Кларенс не хотел; сама эта мысль была ему ненавистна и внушала страх. Он боялся. Он расспрашивал тех, кого не мобилизовали по состоянию здоровья, пытаясь узнать, какие симптомы могли спасти от призыва. Он даже наведался к нескольким врачам и прощупал почву, ища того, кто поддался бы его уговорам. Если бы ему удалось подкупить врача и получить сертификат о непригодности к военной службе, он избежал бы всех опасностей, связанных с войной.

* * *

Тем временем Джесси Баркер, находившийся в Албании, не догадывался, что в Брэдфорде его ждали две маленькие семьи. Он вообще о многом не догадывался и думал лишь о том, что угрожало его непосредственному существованию. Уже несколько месяцев Джесси скрывался, и до него доходили лишь редкие обрывки информации о конфликте, охватившем всю Европу. Он не знал, кто воевал и с кем, лишь догадывался, что «Черная рука» к этому причастна. Страх вынудил его прятаться, и хотя он уже знал, что находится в Албании, он не мог понять, можно ли доверять албанцам. Рождество четырнадцатого года он провел так же, как предыдущие несколько месяцев: днем прятался в лесу и поле, спал на улице и выживал с трудом. От денег, которые он носил в сумке, не было никакого проку, но он ни на секунду не выпускал сумку из рук, надеясь, что, когда вернется в цивилизацию, деньги снова ему пригодятся. Медленно он продвигался на юг, попрошайничал или воровал еду — какую придется и где придется. Когда еды не было, пытался питаться ягодами и орехами, но находил их редко. Албанская зима была суровой, и, чтобы выжить, ему приходилось искать укрытие, пусть даже самое примитивное. К концу путешествия Джесси уже не напоминал молодого красивого франта, который завоевал сердца и постели Шарлотты, Хильдегард и многих других. Он изменился до неузнаваемости: похудел, лицо его осунулось, отросшие волосы и борода засалились и спутались, а одежда превратилась в лохмотья и болталась на нем, как на скелете.

* * *

Во Франции тысячи изнуренных вооруженных солдат сидели в окопах и блиндажах, ямах и воронках от снарядов. Они сидели лицом друг к другу, а между ними простиралась ничья земля, изрытая кратерами и огороженная колючей проволокой. Зима приостановила наступление. На этой линии фронта не были слышны рождественские песнопения; там звенели литавры артиллерийских снарядов, надрывно пели минометные орудия и звучал монотонный хор пулеметного огня. На этой линии фронта Сонни сидел в самодельном укрытии и тщетно пытался сражаться с холодом, ужасающими условиями жизни, постоянным страхом и всепроникающим зловонием смерти и разлагающихся трупов.