Со зловещей и пугающей быстротой Европа ринулась в противостояние, которому предстояло поглотить ее целиком, излиться за ее пределы и затронуть жизни людей по всему миру. Более девяти миллионов военных пали жертвой этого конфликта: солдаты, моряки и впервые в истории человечества — пилоты; погибло несчетное количество мирных жителей, и еще больше остались инвалидами, вдовами и лишились крова.
Страны включились в войну с поистине непристойным рвением, не желая ни думать, ни вести переговоры, ни пытаться заключить мир. Не было периода «странной войны»[29]
, и холодные умы не успели договориться, прежде чем начались полномасштабные боевые действия. Хильдегард бежала из Вены двадцать пятого июля, за три дня до судьбоносного объявления императора Франца Иосифа и закрытия границ. Она уехала с фальшивым паспортом, изготовленным наскоро одним из немногих связных «Черной руки», оставшихся в столице. Мошенника не обнаружили по чистой случайности из-за административной путаницы. Но через два часа после того, как Хильдегард вышла от него с паспортом, его все же арестовали. А в тот момент, когда она садилась на поезд через границу, сотрудники тайной полиции ломали дверь в ее пустую квартиру.Она успела сбежать до закрытия границ и прибыла в Париж, притворившись англичанкой, под новым именем Наоми Флеминг. Во французской столице все газеты трубили о мобилизации в Российской империи. За день до того, как банки перестали принимать австро-венгерские кроны, она обменяла все деньги на британские фунты стерлингов и на следующий день уехала из Парижа на побережье. Тогда же Германия начала мобилизацию и объявила войну России.
Хильдегард, она же Наоми — теперь ей приходилось постоянно напоминать себе, что ее так зовут, — приехала в Лондон третьего августа. Немного путаясь в переводе, в газетных киосках прочла заголовки, сообщающие, что Германия объявила войну Франции. Ее смутил подзаголовок «Кабинет обсуждает кризис»; она-то думала, что кабинетом называется комната в доме, но как комната может что-то обсуждать? Слыша ее странный акцент, лондонцы смотрели на нее косо, и это усиливало ее неуверенность. Ей хотелось скорее уехать из Лондона, и она отправилась на вокзал Кингз-Кросс. Она знала, что ей нужно в Йоркшир; вокзальный администратор пришел в недоумение, когда она попросила предоставить ей сведения о поездах, идущих в Йоркшир, и растерялся, услышав ее акцент. Наконец Хильдегард вспомнила название станции — Брэдфорд, и все встало на свои места.
В конце концов Хильдегард добралась до текстильного городка в Западном райдинге Йоркшира, но, когда это случилось, оказалось, что она чудом вырвалась из нескольких стран, где поочередно вспыхивал конфликт, лишь для того, чтобы очутиться в чужой стране, где тоже началась война. К тому моменту Хильдегард уже не сомневалась, что носит ребенка. Денег у нее с собой было немного, и накопления быстро таяли. Будущее Европы представлялось безрадостным, но куда больше страшило Хильдегард ее собственное будущее.
С обострением кризиса в Европе все, кто был замечен в связях с «Черной рукой», оказывались под угрозой. Хильдегард прекрасно говорила по-английски, но случись кому придраться, она не выдержала бы проверку. Она не знала местного наречия и с трудом понимала региональные говоры. Впрочем, жителей Западного райдинга она понимала хорошо, так как успела привыкнуть к речи Джесси. За свой акцент она тоже не сильно волновалась: однажды Джесси стал ее дразнить, и она спросила, угадали бы англичане, откуда она родом. Тогда он рассмеялся и ответил, что большинство англичан не отличат австрийский акцент от австралийского. Это успокоило Хильдегард, и на все расспросы она решила отвечать, что Наоми Флеминг родилась и выросла в Австралии.
Глава двадцать первая
В последние дни августа, когда за один день при злополучном Приграничном сражении[30]
погибли двадцать семь тысяч французских солдат, Сонни наведался в контору своих адвокатов в Брэдфорде. По пути с Мэнор-роу до адвокатской конторы он повсюду встречал приметы готовящейся войны. В окнах висели патриотические плакаты и флаги; юноши с серьезными лицами выстраивались в очереди у мобилизационных центров, и каждый горел желанием внести свой вклад. Многие шли на войну, поддавшись убеждению, что та будет короткой. Военные эксперты придерживались мнения, что «все закончится к Рождеству»; эта же мысль активно пропагандировалась в обществе.Сонни пришел к адвокату составить завещание; в случае его безвременной кончины холостым и бездетным его состояние надлежало поделить поровну между отцом и братом. Он добавил условие, что, случись ему жениться после составления завещания, состояние должно было перейти к супруге и законным детям. Услышав это добавление, адвокат вопросительно взглянул на него, но Сонни улыбнулся и объяснил, что пока этот пункт чисто гипотетический.