Дом на мысе Полумесяц. Книга третья. Возращение домой

Дотти вышла на улицу и стала ловить такси, но увидела Эллиота; тот подъехал на своей маленькой машине и резко остановился, скрипнув тормозами.

— Как мама? — выпалил он, выпрыгивая из двухместного автомобиля.

Дотти коснулась его плеча.

— Я правда не знаю, Эли. — Дотти машинально назвала его прозвищем, которое ему дали в день крещения. — Она в критическом состоянии. Но благодаря Люку известна причина, и теперь врачи считают, что ее удастся спасти. — Она объяснила, что они узнали. — Пойдем, Эли, отведу тебя к ней. Твой папа в палате. — Дотти взяла юношу за руку, и они вместе пошли по коридору. Этим жестом она пыталась его успокоить, но заметила, что Эллиот слегка дрожит. Она списала это на тревогу за безопасность матери, а его порозовевшее лицо — на поездку в открытом автомобиле. Увидев мать на больничной койке, беспомощную, без сознания, Эллиот пришел в сильное смятение.

Патрик тихонько подозвал Дотти и велел увести мальчика.

— Присмотри за Эли, хорошо? Я не могу еще и за него тревожиться. Если что-то изменится и вам надо будет приехать, я позвоню. Люк и Изабелла останутся здесь еще ненадолго, а я буду с Луизой, сколько потребуется.

Дотти поняла мрачный намек в его словах; поняла и что он имел в виду, говоря «вам надо будет приехать». Она кивнула.

Когда Дотти и Эллиот вышли на парковку, она спросила:

— Хочешь я сяду за руль?

Эли покачал головой:

— Не волнуйся, со мной все в порядке.

Он открыл для нее пассажирскую дверь. Дотти не привыкла к такому вежливому обращению. Еще больше ее удивило его вождение, нетипичное для молодого парня: он соблюдал ограничения скорости, не сворачивал резко и не пытался идти на обгон, а спокойно вел автомобиль, соблюдая правила дорожного движения.

— А мне казалось, все молодые люди гонят, как ветер, когда катают девушек, — подразнила Дотти Эллиота, пытаясь отвлечь его от гнетущей сцены, свидетелями которой они только что стали.

Он коротко посмотрел на нее и улыбнулся. Его взгляд скользнул к ее ногам, а потом он снова сосредоточился на дороге. Дотти это заметила, а его следующие слова, произнесенные с нежностью, подобной ласковому прикосновению, привели ее в полное недоумение.

— Только глупец будет ехать неосторожно, когда в его машине такой бесценный груз.

Дотти слегка покраснела, пристально взглянула на Эллиота, но ничего не ответила. Когда они приехали, она спросила:

— Хочешь, приготовлю что-нибудь поесть?

— Нет, спасибо, я не голоден, — ответил Эллиот и направился к лестнице.

Дотти посмотрела ему вслед. Его слова звучали отрывисто, даже грубо. В таком тоне он обращался с ней с момента ее переезда в дом Финнеганов. Но в машине он смотрел и говорил совсем иначе: ласково и заботливо. Неудачный брак научил Дотти одному: любые недомолвки лучше разрешать сразу, не давая проблеме разрастись подобно снежному кому. Она направилась наверх, решив напрямую спросить Эллиота, в чем дело, и раз и навсегда выяснить отношения.

Ее чувства к нему приводили ее в смятение. С тех пор как Финнеганы взяли Фишеров к себе на воспитание после смерти родителей, она считала Эллиота своим братом. Сейчас же к сестринским чувствам примешались другие. Он притягивал ее; и почему нет? Он был привлекательным юношей и, насколько она знала, отличался добротой и учтивостью, поэтому его поведение последних месяцев еще больше ее смущало.

Глава одиннадцатая

Стояла жара, и Эллиот снял рубашку. Дотти вошла в его комнату и вдруг осознала, что мальчик, которого она знала всю жизнь, стал мужчиной — с очень красивым телом. Он сидел на краю кровати и разглядывал лист бумаги. Увидев ее, Эллиот поспешно убрал его под подушку.

— Что у тебя там? — спросила Дотти, на миг забыв, что собиралась ему сказать.

— Ничего, — пробормотал он и залился краской.

— Покажи.

— Говорю же, там ничего нет.

— Эли, что с тобой? Я чем-то тебя расстроила? Я знаю, ты беспокоишься о маме, но с тех пор, как я переехала к вам, ты или игнорируешь меня, или обходишь стороной, как кучу кенгуриного помета! Давай же, выкладывай, почему ты так груб со мной?

— Я не… я не груб. Я не умею быть грубым. Тем более с тобой.

Его тон и искренность его слов навели Дотти на догадку.

— Эли, — вкрадчиво произнесла она, — тебе не нравится, что я здесь?

— Нет, нет, что ты. Я очень рад, что ты здесь.

И снова она услышала эту отчаянную нотку в его голосе. Он смущенно заерзал на кровати, и от движения из-под подушки показался край бумаги. Эли не успел остановить Дотти, та выхватила листок и расправила, не обращая внимания на его протестующие крики. Как завороженная она уставилась на фигуру на рисунке.

— Эли, — произнесла она голосом мягким, как ласка, и еле слышным, почти шепотом. — Когда ты это нарисовал?

— Больше четырех лет назад, — пробормотал он, покраснев от стыда.

— Но это… это я. Когда ты?.. Когда ты видел меня без одежды? Ты что, подглядывал за мной?

— Нет, я бы никогда так не поступил, — сердито ответил Эллиот. — В тот день была жара. Я проходил мимо твоей комнаты, а дверь была приоткрыта. Я случайно увидел. И понял, что должен тебя нарисовать.