С того дня Джессика совсем иначе стала воспринимать информацию из донесений.
Почти за полвека до описанных событий отец Сонни Альберт Каугилл проявил дальновидность и убедил своих партнеров вложить деньги в зарождающуюся химическую промышленность. Во многом благодаря этому мудрому шагу даже в годы Великой депрессии показатели «Фишер-Спрингз» ничуть не упали. В прошлом доходы компании приумножались благодаря превосходным инновационным химическим краскам племянника Ханны Чарли Бинкса; в последнее же время основным источником прибыли стал ассортимент химической продукции, вышедшей из лаборатории его сына Роберта.
Чарли по-прежнему возглавлял химическую компанию «Аутлейн», но в основном занимался продажами и административными делами, а техническую сторону бизнеса предоставил сыну. Чарли понимал, что до талантов Роберта ему далеко, хотя сам был одаренным химиком.
Такого же мнения придерживались современники Роберта. Когда крупные концерны в химической индустрии объявляли охоту за головами, его имя всегда всплывало первым. Его не раз пытались переманить, но Роберт ни за что не соглашался. Работа в «Фишер-Спрингз» его устраивала, а другие предложения, даже самые заманчивые, его не интересовали. Он не стремился к деньгам и славе и работал, потому что любил свое дело.
Зная об этом и о преданности сына семейному бизнесу, Чарли Бинкс был бы очень удивлен, если бы услышал разговор, состоявшийся у Роберта осенью 1937 года. Разговор велся по телефону и был окружен такой завесой тайны, что Роберту стало любопытно. Звонивший заявил, что представляет ряд крупных деятелей, озабоченных развитием технологий и науки в Британии в сравнении с другими государствами. Эти деятели поручили ему обратиться к лучшим ученым, чтобы в случае необходимости иметь возможность мобилизовать научно-техническую элиту.
При личной встрече столь расплывчатые формулировки ничуть не прояснились.
— Мое начальство, — сказал посетитель, — считает, что, если события примут определенный оборот, страна будет нуждаться в лучших научных умах. Меня попросили провести беседу с выдающимися учеными, в случае необходимости готовыми потрудиться на благо государства — а мы уверены, что такая необходимость возникнет. Ваше имя, мистер Бинкс, назвали одним из первых.
Роберт взглянул на посетителя, чьи слова заинтриговали, немного удивили и встревожили его.
— Давайте начистоту, — сказал Роберт, — речь идет о войне?
— Мы очень надеемся, что войны удастся избежать. Все наши мечты только об этом. Однако если окажется, что война все-таки неизбежна, ее нужно встретить во всеоружии. По правде говоря, мистер Бинкс, другие государства сделали многое, чтобы укрепить свое положение, и пользуются последними достижениями науки, а наши позиции, увы, ослаблены из-за недостатка финансирования и пренебрежения к сферам, играющим важную роль в потенциальном конфликте. Скажу откровенно, в данный момент мы настолько не готовы к войне, что сражаться с танками нам придется едва ли не с луком и стрелами.
Роберт задумался и спросил:
— Вы упомянули начальство — вы имеете в виду правительство?
Посетитель улыбнулся.
— Скажем так: это не совсем правительство, но ряд влиятельных и заинтересованных лиц.
В конце концов Роберт согласился подумать над предложением и пообещал хранить конфиденциальность. Посетитель оставил свою визитную карточку и попросил Роберта позвонить, когда тот примет решение.
После его ухода Роберт некоторое время раздумывал над их разговором, а потом решил, что должен посоветоваться с человеком, более сведущим в политических делах, чем он сам. Он снял трубку и позвонил Саймону Джонсу.
— Саймон, нужен совет. Ты же знаешь, я круглые сутки торчу в лаборатории и не в курсе происходящего в мире. Расскажи-ка, что творится в Европе.
Тревога Роберта из-за описанного его гостем будущего усилилась, когда он услышал мнение Саймона Джонса. Через два дня он позвонил по указанному на карточке номеру и подождал, пока секретарша его соединит.
— Роберт Бинкс на проводе. Я все обдумал. Я в деле. При необходимости обращайтесь ко мне, мистер Смит.
Глава двадцать девятая
Зловещие прогнозы Саймона Джонса за новогодним столом поразили Марка и Дженни. Те с глубоким беспокойством наблюдали за происходящим в Европе. Они были молоды, а молодости свойственен идеализм. Не коммунисты и даже не социалисты, они тем не менее остро чувствовали социальную несправедливость и неравенство; лишь очень молодые и очень старые обладают такой чувствительностью. Читая первые заметки о войне, они, как и многие люди в Европе и за ее пределами, загорелись желанием помочь.
Решение детей опечалило родителей Марка Сонни и Рэйчел и мать Дженни Джойс, но они не могли его оспаривать. Планируемая поездка была опасной и даже безумной затеей, но запретить ехать они не могли. Рэйчел сказала:
— Если бы большинство молодых людей во всех странах достаточно убедительно заявили о своих чувствах, политики, может, и передумали бы и отказались от своего опасного сумасбродства.