Дом на мысе Полумесяц. Книга вторая. Накануне грозы

На скамье для прессы репортеры принялись усердно строчить, не желая упустить ни слова из того, что скажет читавший присягу Сонни. Наконец-то у них появился достойный звучных заголовков материал. И не одни репортеры возлагали на него большие надежды. На самом деле Клэйтон или другой офицер полиции могли бы рассказать то же, что и Сонни, но прокурор знал, как ценно для обвинения появление в суде чудом выжившего героя войны. С помощью наводящих вопросов он сперва попросил Сонни рассказать свою историю и объяснить долгое отсутствие. Сонни говорил спокойно, ровным тоном, лишенным эмоций. Затем обвинитель попросил Сонни описать состояние группы компаний «ХАК» после его возвращения.

— Компания была уничтожена, — ответил Сонни. — Мы продолжали торговать, будучи неплатежеспособными, и оказались на грани банкротства.

Прокурор попросил Сонни рассказать, как вскрылась причина краха компании.

— В квартире Баркера полиция нашла документы, — объяснил Сонни. — Сверив накладные со счетами на поставку, мы выяснили суммы всех мошеннических операций, совершенных Баркером под прикрытием «Шерстяной компании „Феникс“» на несуществующую шерсть. Затем изучили банковские выписки «Феникса». Получив доступ к банковским книжкам, проследили всю цепочку денежных перемещений и вышли на личный счет Баркера. Со счета снимали крупные суммы, которые вскоре зачислялись на счет Артура Бильтона.

Сонни закончил давать показания, и прокурор поблагодарил его и поздравил с благополучным возвращением домой. К несчастью для Баркера, несмотря на приглашающий взгляд прокурора, адвокат защиты не поднялся с места и не стал проводить перекрестный допрос. Не нашлось у него вопросов и к последнему свидетелю обвинения — адвокату, учредившему «Шерстяную компании „Феникс“». Тот опознал подзащитного как человека, чьи интересы представлял. Адвокат защиты снова остался сидеть на своем месте.

В отличие от репортеров: как только судья поднялся и объявил об окончании заседания на сегодня, те повскакивали с мест и бросились телеграфировать репортажи в утренние газеты.

«Воскресший из мертвых», «Возвращение героя», «Проклят из могилы» — посыпались заголовки один красноречивее другого. Заметки же под заголовками начинались почти одинаково: «Вчера воскресший из мертвых герой войны капитан Марк Каугилл по прозвищу Сонни дал обвинительные показания против своего кузена Кларенса Баркера…»

На следующий день присяжным понадобилось менее часа на принятие решения. Баркера признали виновным по всем статьям. Ему грозил смертный приговор.

— Подсудимый, присяжные единогласно признали вас виновным в двух совершенных убийствах. В военное время первое убийство повлекло бы за собой также обвинение в госизмене, караемое смертной казнью. В мирное время убийство также является тяжким преступлением, влекущим за собой такое же наказание. Вас признали виновным в убийствах. Я не заметил в вас ни малейшего признака сожаления о судьбе ваших жертв; не увидел и раскаяния в кражах, совершенных с целью избежать разоблачения. А ведь жертвами этого жестокого мошенничества стали члены вашей собственной семьи. Вы привели их к банкротству, чтобы спасти свою шкуру. Я пытался найти хоть одно смягчающее обстоятельство, которое вынудило бы нас проявить к вам милосердие. Но, видя, что вы совершенно не испытываете угрызений совести, не нашел ни одного.

Тут судья сделал паузу, взял маленький квадратик черного шелка и положил поверх своего парика. В переполненном зале наступила полная тишина.

— Кларенс Баркер, вас признали виновным в убийствах майора Хью Огилви и Джеймса Уотсона. Из зала суда вас препроводят в место ожидания казни и казнят через повешение. Господь, пощади его душу.

* * *

Поздним вечером в октябре 1923 года, совершая обход, тюремщик в Армли услышал хрипы из камеры смертника. Заглянув в камеру, он обнаружил, что арестант Баркер пытался покончить с собой, повесившись на простыне. Тюремщик, крепкий абердинец[2], во время войны служивший в «Черной страже»[3], срезал простыню, оказал заключенному первую помощь, но после не проявил к нему ни капли сочувствия.

— Не утруждай себя, — сказал тюремщик пытавшемуся отдышаться Баркеру. — Самоубийство — трусливая смерть. Все равно скоро встретишься с Томасом; он-то все сделает как надо.

— Кто такой Томас? — прохрипел Баркер, когда смог говорить.