— Последний, с кем ты встретишься, и тот, с кем никто не хочет встречаться, — бодро отвечал тюремщик. — Томас Пьерпойнт, палач. Со дня на день должен тебя навестить, взвесить и измерить. — Тюремщик явно наслаждался разговором с Баркером. — Рост и вес нужны, чтобы рассчитать противовес под люком. Мелом чертят букву Т на люке, чтобы ты встал в нужное место; потом Томас нажимает рычажок и отправляет тебя прямо в ад, где тебя уже заждались. Ты не переживай, ты ничего не почувствуешь. Скорее всего, — беззаботно добавил тюремщик. — Хотя наверняка знать нельзя, ведь все, кто мог бы рассказать об этом, умерли. — Он бросил презрительный взгляд на всхлипывающую фигуру на койке. — Какой же ты никчемный кусок дерьма, Баркер. Мир станет лучше без тебя, — и тюремщик захлопнул за собой дверь камеры.
Две недели спустя холодным пасмурным ветреным утром в семь сорок пять на деревянных воротах тюрьмы повесили объявление. Кларенс Баркер встретился с Томасом Пьерпойнтом. Казнь состоялась.
Каугиллы прочли краткую заметку о казни в газете и вздохнули с облегчением. Сонни — потому что закончилась мрачная глава в их жизни. Ханна — потому что покойные родители Баркера, особенно ее золовка Бесси, не узнали о позорной участи своего сына.
Глава шестая
В Австралии Джеймс и Элис некоторое время раздумывали над содержанием письма Ханны, а потом составили план действий.
— Думаю, твоя мама права, — сказала Элис. — Жаль, что мы не сможем воссоединиться с семьей; тогда нам пришлось бы себя раскрыть, а это навредило бы Сонни и Майклу.
— Да, я понял. И все же рад, что мама знает правду и принимает тебя.
Элис улыбнулась.
— А я никогда в этом не сомневалась. С того дня, как мы приехали навестить бедняжку Цисси перед отъездом из Англии. Я поговорила с твоей мамой, пока ты разговаривал с Сонни и прощался с Цисси. Она сказала, что сразу видно, как ты со мной счастлив: «Пусть он и дальше будет счастливым. И тогда я тоже буду рада».
Джеймс улыбнулся.
— В таком случае она должна быть очень рада. Теперь, когда все раскрылось, я не вижу причин больше скрываться. Я давно мечтаю писать родным напрямую и открыто; это много для меня значит. Под фамилией Каугилл, разумеется, — добавил он. — Нам столько лет приходилось взвешивать каждое слово, чтобы не выдать себя Конни.
Ханна не без опасения распечатывала ответ Джеймса, но первые строки развеяли ее страхи.