Почти полгода они вместе путешествовали по Европе. Но постепенно их пыл угас. Обоим хотелось покорять новые вершины. Люк мечтал посмотреть мир, а Рамона не собиралась ограничиваться одним любовником.
И все же они расставались с сожалением. Рамона стояла на платформе Афинского вокзала и плакала, обнимая Люка.
— Береги себя, мой кенгуренок, — в последний раз назвала она его ласковым прозвищем. — Езжай и делай великие дела. Я никогда бы не смогла удовлетворить твою неумную жажду. Когда-нибудь и где-нибудь ты найдешь женщину, которая сможет это; тогда ты остепенишься, но пока весь мир в твоем распоряжении; не упусти свой шанс.
— Прощай, Рамона. — Люк сам чуть не плакал. — Я никогда не забуду тебя и время, что мы провели вместе. Будешь в Австралии — найди меня.
Рамона усмехнулась; за ее усмешкой всегда следовал озорной выпад.
— Ты-то не забудешь, но я бы подумала, прежде чем опрометчиво приглашать меня в гости. Что скажет твоя жена и трое детей, когда я появлюсь на пороге?
Люк с улыбкой представил эту картину.
— Если у меня будут мальчишки, они присвистнут и скажут: «Ну папа! Ну счастливчик!»
Они расстались, смеясь, и, хотя в поезде, пересекавшем Европу, Люк грустил, сев на лайнер, плывший в Соединенные Штаты, он быстро утешился в постели попутчицы, разведенной американки с ангельским личиком и душой неутомимой нимфоманки. Плавание позволило им сполна насладиться компанией друг друга, но устать друг от друга они не успели и ни о чем не жалели, когда сошли с трапа и разбрелись в разные стороны.
На огромном континенте Люк потерялся, пару раз в буквальном смысле. Он исколесил всю Северную Америку и даже побывал в Канаде. Лишь вернувшись в роскошный нью-йоркский отель и сев ужинать в одиночестве, он впервые за все время затосковал по дому. А через два дня понял, что готов вернуться в Австралию. Он заехал на край света и побывал там, где даже не мечтал оказаться, но вдруг понял, что с кочевым образом жизни пора заканчивать, и почувствовал, что готов остепениться. Где он осядет и с кем, он пока не знал, но, вновь ступив на австралийскую землю, не сомневался в одном: он никогда больше не уедет. Может, и хорошо, что Люк не умел видеть будущее и никогда не слышал поговорку «Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах».
Вернувшись домой, Люк ощутил себя потерянным. Он вернулся в Австралию, потому что тосковал по родине, но обстоятельства, что привели к его добровольной ссылке, не изменились. Из порта он направился прямо в филиал банка «Фишер-Спрингз» и снял со счета крупную сумму денег, а также забрал небольшую стопку писем, накопившихся за время его отсутствия. Потом велел таксисту отвезти его в ближайший приличный отель.
В отеле он принялся распечатывать конверты. В первых двух оказались экземпляры годовых отчетов «Фишер-Спрингз»: с момента его отъезда прошло два финансовых года. Группа компаний приносила прибыль; увидев цифры в отчете по дивидендам, он удивленно и довольно улыбнулся. К отчету прилагались письма от Патрика и Луизы Финнеган; он отложил их в сторону, чтобы прочесть позже.
Содержимое следующего конверта порадовало его не меньше: это был отчет о винограднике от Джанни и Ангелины Рокка. Те нашли и купили участок земли, годный под виноградник, расчистили часть территории и посадили импортные лозы. Те росли хорошо, но Джанни не спешил расчищать остаток земли и засаживать участок полностью до первого сбора урожая: хотел удостовериться, что лозы дадут хороший виноград. По-видимому, Джанни не только обладал талантом винодела, но и унаследовал семейное деловое чутье.
Следующее письмо было отправлено год назад. Брат Люка, Филип, раскаивался в содеянном и умолял Люка вернуться домой. Люк выбросил письмо в мусор. Письма Патрика и Луизы заставили его задуматься. Он решил ответить на них, когда будет готов. Остался последний конверт, довольно пухлый. Его содержимое совершенно выбило Люка из колеи, и понадобилось много дней, прежде чем эмоции от прочитанного улеглись. Почерк был незнакомый; он заглянул на последнюю страницу, удивленно присвистнул и начал читать.