Дом на Северной

— Одна, дядь Ваня. Одна. Сама с собой говорю. Меня тоже разные мысли так и бередят, так и бередят.

— А я-то мыслю: с кем она в шепоточки играет? А ты сама? — Старик включил свет, оглядел все углы. — Ну, да спи.

Катя улыбнулась, засыпая, а старик погасил свет, постоял в дверях, шепча и оглядываясь, и направился к себе.

С этого дня Катя старалась не думать о случившемся. Она отвлекала себя от мысли о происшедшем тем, что, мол, до «конца» еще очень далеко, а сейчас есть дела куда поважнее, полагая в душе, «про себя», это самым главным. В первое время, играя с собой в несерьезность, она повеселела. Мол, ей все нипочем, и так жить можно. И в этой игре с собой находила на время удовлетворение. Но временами она задумывалась, вслушиваясь в себя: что же там, внутри у нее? Часто Катя приходила с работы, садилась подле окна, подперев ладонями голову, глядела во двор и каждый раз пыталась мысленно проследить свою жизнь. В ее сознании обрывочно проносились мать, отец, приход дяди Вани. Но если раньше такие картины захватывали ее всю, то теперь они медленно проплывали где-то сторонкой, теперь прежнее не трогало ее особенно так глубоко, наводило грусть, но не потрясало; и еще она замечала, будто все это проходило через левую половину головы, а правая была занята неясным, таинственным в своей неразгаданности, полным ожиданий, тревог. Катя решила, что неясность и есть судьба ее настоящая, судьба ожидаемого ребенка.

Иван Николаевич заметил перемену в Кате. Долго ходил, приглядываясь, его тревожила перемена в ней. И он по своей привычке, пытаясь вначале узнать причину перемены, а потом уж проверить честность человека в отношении к себе, выжидал, нащупывая в случившемся какие-то ниточки, ведущие к раскрытию тайны, втайне, если оправдаются надежды, думал испытать при разоблачении момент, который ему доставлял огромное наслаждение. Нужно заметить, что это было слабостью старика, слабостью, принесшей ему массу разочарований и огорчений. Он по опыту знал, что человек всегда скрывает свои слабости, а разоблачение их воспринимает как кровную обиду. Уличив самого близкого друга в мелких грехах, Иван Николаевич на всю жизнь наживал врага. И все-таки соблазн доставить себе приятное преобладал у старика над трезвостью расчета. Старик знал хорошо Катю, она была перед ним раскрытая, без каких бы то ни было хитростей, тайн, чем обычно окутано большинство людей. И вот, заприметив это в Кате, Иван Николаевич страшно растерялся, затем принялся лихорадочно искать причину тайны. Когда? Где? И не находил. Катя, сама того не ведая, сломала привычный уклад жизни старика. Он принялся следить за ней. Порою даже ходил к базе, через кого-нибудь наводил справки, когда она приходит, когда уходит, часто ли посещает школу. Недоумение его росло изо дня в день все больше и больше. Иван Николаевич, изыскивая новые способы узнавания, рылся регулярно в ее сумочке, пытаясь найти какие-нибудь вещественные улики. Не найдя улик, старик решился на последний козырь.

— Катерина? — спросил он как-то раз, когда Катя по обыкновению, придя из школы, готовила ужин.

Катя смолчала.

Дядя Ваня сделал обиженное лицо, хлопнул дверью, ступил прямо под дождь. Катя бросилась за ним, боясь, что он застудится.

— Дядь Ваня! — крикнула она, хватая зонтик, который сушился в сенях.

Но старик готов был даже на простуду. Катя догнала его, стала с ним под зонтом.

— Дядь Ваня, ну что ж это такое? — спрашивала она, а он неожиданно направился в сарай.

Дождь сеялся мелкий, частый, завесив водянистой сетью все вокруг. Куры, нахохлившись, сидели в сарае, у двери, и, мечтая о своем птичьем счастье, прикрыв глаза, дремали; овцы доедали картофельные очистки; пара чужих голубей, нашедших убежище в Катином сарае, копошилась на перекладине. Как только старик вошел в сарай, все живое на некоторое время замерло, поглядывая на него. Куры испугались меньше всего, но на всякий случай от двери отошли, а петух, дремавший на одной ноге, так как именно на одной ноге он всегда видел свои лучшие сны, наоборот, шагнул навстречу старику и хлопнул крыльями.

— Дядь Ваня, ой, ну что это вы убегаете от меня? — Катя вслед за стариком появилась в сарае. — Что ж вы, ой, так?