Дом на Солянке

– Ну, у нас их никогда не будет, – усмехнулась жена. – Это я уже поняла.

Дверь скрипнула. Вошел Опалин. На лице его словно лежала большая темная тень. Он машинально поправил манжеты и взял фуражку.

– Извините, мне надо идти.

– Что случилось? – спросила Варя.

– Убийство. Во Дворце труда… И труп нашли в вашем крыле. – Он повернулся к Басаргину.

Писатель оторопел:

– То есть как? Но… Кто же это?

– Пока неизвестно, – ответил Опалин. Он надел фуражку и воинственно добавил: – Но мы обязательно узнаем. Да!

Глава 23 Банкрот и Вымысел

На следующее утро Петр Яковлевич Должанский сошел с трамвая, привычным жестом ощупал карманы, проверяя, не лишили ли его карманники честно нажитых копеек, и двинулся к Дворцу труда. Его сутулая фигура была практически незаметна в толпе служащих, и все же Басаргин разглядел его.

– Петр Яковлевич!

Должанский остановился, и писатель подошел к нему.

– Доброе утро, Максим Александрович.

– Какое, к черту, доброе, – перебил его Басаргин. – У нас убийство.

– У нас? – Тут, признаться, Петр Яковлевич поглядел на собеседника с некоторым недоверием. – В смысле, в редакции?

– В редакции, не в редакции, называйте это как хотите, – ответил писатель. – Один из ваших поэтов. Его нашли мертвым в чулане, где уборщики держат ведра, швабры… и прочее в том же роде.

– Так, – сказал Должанский с тяжелым вздохом. – И кто он?

– А черт его знает! Беспалову он назвался Карповым. Шура говорит: запомнил его только потому, что поэт был готов сменить фамилию на «Пушкин», лишь бы его печатали.

Должанский задумался.

– Честно говоря, никакого Карпова я не помню, – признался он. – А почему он обратился к Беспалову?

– Принял его за вас, – ответил взвинченный писатель и стал рассказывать, что Карпов появился во Дворце труда в тот же день, что и Опалин.

– А, ну да, ваш знакомый, – кивнул Должанский. – Который еще занял мой кабинет.

Именно так, а потом он вызвал на допрос Беспалова, и появился Карпов, который хотел пристроить свои стихи и искал Петра Яковлевича. И теперь Карпов мертв.

– Если вы думаете, что я убил его из-за стихов… – усмехнулся Должанский.

– Господи, о чем вы говорите! – вырвалось у Басаргина. – Я просто хотел вас предупредить, чтобы вы знали, в чем дело. Сейчас в редакции агенты угрозыска допрашивают всех, и я не знаю, как это на нас отразится, учитывая… ну… все обстоятельства. Колоскова ведь ищут до сих пор, и слухи ходят самые нехорошие. Вообще мне раньше казалось, что работники угрозыска… скажем так, звезд с неба не хватают. Но я тут понаблюдал за одним из них, вы знаете… Одно дело он раскрыл, не имея на руках практически ничего. И второе…

– Я надеюсь, вы не слишком с ним откровенничали?

– О чем? – спросил Басаргин с нескрываемой досадой.

– Обо всем. О жизни, например.

– Я ничего ему не говорил. И вообще, я общаюсь с ним только по необходимости.

– И поэтому устраиваете званые вечера? – с ироническим прищуром осведомился Должанский.

– Кто вам сказал? – вырвалось у пораженного Басаргина.

– Не важно. Допустим, домработница Ракицкого живет этажом выше вас, а у Ракицкого язык без костей.

– Никогда не замечал…

– А вы ничего не замечаете, Максим Александрович. Не понимаете, что вы рыба в прозрачном аквариуме и все ваши движения видны как на ладони. Да, да, в нашем тесном обществе вы – рыба. Будьте осторожны, – добавил Должанский другим тоном. – Не все из тех, кто наблюдает за аквариумом, безобидны.

– Вы говорите загадками, – проворчал писатель. – Черт возьми, Петр Яковлевич, что происходит?

– Понятия не имею. Спросите у вашего приятеля из угрозыска, он вам разъяснит. В конце концов, это его дело.

И, сухо улыбнувшись, Петр Яковлевич проследовал мимо писателя и отправился в свой кабинет.

По пути его несколько раз перехватывали взбудораженные коллеги, чтобы сообщить сенсационную новость, которую он уже знал.

– Это Петров убил! – горячилась Теплякова. – Я говорила, что нельзя его пускать в редакцию! Я всегда говорила, что он опасен!

– Зачем ему убивать какого-то поэта, которого даже не печатают? – спросил Черняк в изнеможении.

– Затем, что он ненормальный!

– Я вам верю, – заметил Фарбман с усмешкой, – вы, должно быть, специалистка в таких делах!

Но пытаться оскорбить Теплякову было бесполезно: она сама могла оскорбить любого, не гнушаясь никакими средствами:

– Литературный импотент! Идите сочиняйте ваши дурацкие шуточки о безбожниках! Все равно вы больше ни на что не способны!

– Не завидуйте, дорогая: хорошая шутка стоит романа!

– Я тебе не дорогая, паршивый урод!

– Спасибо, что просветили, дешевая моя! – ответил Фарбман, иронически кланяясь. Ответом ему был новый виток оскорблений, и Должанский ушел, не дожидаясь окончания этого ругательного поединка.