Дом на Солянке

Ракицкий пожал плечами и отправился в пивную, а Антон и его спутник двинулись к черному входу, который был расположен так неудобно, что почти никто им не пользовался. Бухгалтер, раздраженный выказанным ему недоверием, шел по лестнице, храня угрюмое молчание. Теперь отчим будет долго вещать о долге, о совести, распекать его, кашлять, дымить трубкой, которую ему пытались запретить все доктора, к которым он обращался. Умирающий будет поучать живого, который его переживет. И какого черта мать связалась с этим убожеством? Пока Оксюкович еще ходит, но чахотка – болезнь коварная, сляжет он, и что тогда? Матери придется с ним мучиться, потому что Натка, сводная сестра, вряд ли захочет с ним сидеть, ее куда больше интересуют другие ве…

Земля ушла у него из-под ног, он стал заваливаться набок, не понимая, что происходит, но чувствуя ужасную слабость. Все, о чем он думал, чем жил, потеряло всякое значение, он остался один, беспомощный, перед лицом чего-то непонятного и огромного, что должно поглотить его без остатка, и только с предпоследним вздохом понял: это смерть.

– Мама, – пролепетал Антон.

Взгляд его застыл. Должанский аккуратно вытер платком шило, которое вонзил своему спутнику в сердце, забрал портфель с деньгами и стал быстро спускаться по лестнице.

Глава 24 Осиное гнездо

Когда в передней затрещал звонок, Надя навострила уши, пытаясь угадать, кто стоит за дверью. «Для Шурки рано, и звонит он иначе, Машка дома, Ксения тоже…» Звонок нетерпеливо затрещал вновь.

– Иду, иду! – прокричала Надя, на ходу вытирая руки о фартук.

В глубине души она смутно надеялась на то, что, может быть, почтальон принес телеграмму, но, обнаружив на пороге мрачного Опалина, ни капли не удивилась. «Ишь зачастил… Небось подняться хочет. Алексей Константинович-то фигура, не то что всякая мелочь…»

– Ксения Александровна дома? – спросил Иван.

– Подожди, я скажу ей, – решительно объявила Надя и немного косолапой походкой двинулась к гостиной. Опалин не стал возражать. Через минуту Надя высунулась из двери и поманила его.

– Я так понимаю, есть новости? – проговорила Ксения Александровна, нервно улыбаясь.

– Есть, – сказал Опалин. – Присядьте, пожалуйста.

Она сразу посерьезнела и опустилась на краешек дивана, глядя на Опалина снизу вверх.

– Вы его нашли, – пробормотала она.

– Это его вещи? – спросил Опалин, выкладывая перед ней часы, обручальное кольцо и бумажник, заляпанный какими-то разводами. Он открыл крышку часов и продемонстрировал надпись внутри.

Ксения Александровна подняла на него потухший взор и тихо сказала:

– Тут не хватает печатки.

Печатка. Черт возьми! Опалин нахмурился. Не исключено, что ее спер кто-то из тех, кто обнаружил труп. Или тот, кто сопровождал ящик в морг. Или, наконец, кто-то из служащих морга. Хотя, конечно, мог взять и убийца, но тогда совершенно непонятно, почему он оставил куда более ценные часы.

– Мама? – Маша показалась в дверях. – Что происходит?

– Уйди, – попросила мать сдавленным голосом.

Но дочь никуда не стала уходить. Она подошла, увидела часы, все поняла и села рядом с матерью.

– Как он умер? – спросила Ксения Александровна.

– Его убили.

– Как?

– Его тело нашли в ящике, который закопали на пустыре. Мы… мы выясняем подробности.

– Его ограбили? – потерянно спросила Ксения Александровна.

– Часы и остальное было на трупе. Кроме печатки, ничего не пропало.

Теперь эта печатка будет путать им все карты. Ох, как нехорошо, как скверно!

– Вы узнаете его вещи? Я напишу протокол. Дайте мне лист бумаги, пожалуйста.

– Я принесу, – сказала Маша и побежала за бумагой.

– И чем писать, – сказал Опалин ей вслед.

– Мой муж не вор, – неожиданно сказала Ксения Александровна, гипнотизируя Опалина взглядом.

Он понял, что она держится из последних сил, и не стал спорить.

– Алеша не вор, – продолжала вдова настойчиво. – Он не вор…

Она закрыла лицо руками и заплакала, но когда Маша принесла вырванный из тетрадки лист и ручку, усилием воли взяла себя в руки. Домработница подала хозяйке платок, и женщина стала вытирать слезы.

Опалин написал, что Колоскова Ксения Александровна признала вещи, принадлежавшие ее супругу, перечислил их, задержавшись на основных приметах, и протянул лист вдове для подписи.

– Мне придется снова вас спросить, – сказал Иван. – Кто мог ненавидеть вашего мужа?

– Ненавидеть?

– Да, так, чтобы его убить самым жестоким образом. Вам ведь известно о записке, которую он получил? Так вот, тот, кто ее написал, выполнил свою угрозу. Ваш муж действительно умер в муках.

– Я не знаю… – пробормотала Ксения Александровна, теряясь.

Вообще-то ему надо было спросить собеседницу о Наде, о том, насколько она грамотна, о том, не случалось ли у нее конфликтов с Колосковым, о ее поведении в последнее время, но никак нельзя в присутствии медведицы, которая все время маячила где-то поблизости.

– Вы подумайте хорошенько, – сказал вдове Опалин, поднимаясь с места, – я не тороплю. Я вас вызову в Большой Гнездниковский, когда вы немного успокоитесь, и мы обо всем потолкуем. Хорошо? Вещи вам возвратят позже, а пока они проходят как улики.