Дом на волне…

Миша. Вождь тоже клетке, только никто не видит. Открою тебе клетку — куда пойдешь? В другую клетку? Я — вождь. За мной — мой народ. А ты? За тобой твой народ чувствуешь? «Цветок засохший, благоханный…» помнишь? Матрешка-играшка ты в себе понимаешь? Себя ты — какой матрешка рисовать хочешь? В какой куколка складывать? Девочка рисуй, зайчика рисуй, Ленина рисуй, китайский лица, африканский улибка — все будет матрешка. Одна игрушка, а народ умный. Африканский матрешка — маска. Мне — обидно. Слон — хорошо, три обезьяна — книга, женщина — танца. Африка — народ тоже умный! На меня смотри, улыбайся! «Переправа, переправа, берег левый, берег правый…» — Я — сам учил. А ты? Ты что запомнишь? Какой Африка любить? Не смотри на клетка — смотри на солнце! Солнце — одно. Оно сейчас и в России светит. Бог один на всех. Солнце — один на всех. Можно солнце продать? Можно ветер продать? Почему человека можно? Это я, Миша, тебе говорю. Капитан твой глазами слепой, а это видит. Витка! Капитан! Вам говорю. Молодого привезут — берегите всех. Все — нужны. Вечером приду. Вечером акула к берегу идет! Мой народ костры танец будет. (Поет на известный студенческий мотив.) Мы приехали колхоз! Весь колхоз молчал, только председатель нас приветствием встречал. А приветствие такое, право слово боевое — мать вашу за ногу, туды вас растуды-и!.. Миша — дорога знает, проводник работал, командирский приказ слушай. Запрягайте, хлопцы-и конив… Запев-ай! (И Миша запел сам, удаляясь быстрой походкой халата-флага и человека-паровоза…) Раз! Два! Три, калина… Клина будем выбивать! Матрешка-человека мир делать.

Стало тихо. Барабаны били медленно, издалека, будто перекликаясь.

Гром. Хорошо этот черт черный про матрешку сказал. Я, честно сказать, никогда и не думал, что игрушка — символ народа. Всех понимает, всех к себе принимает, как в душу берет.

Капитан. Зри в корень, как говорил Козьма Прутков. Матрешка — матрица мира. В этом смысле, мы все — снежинки СССР. Сам придумал, или слышал где-то? (трет лоб и задумывается).

Гром. Где эта страна? Чего о ней вспоминать? Она о нас помнит?

Капитан. А ты себя лучше спроси: ты помнишь? Миша — дитя Африки и романтик-проводник поезда «Москва-Магадан»…

Гром. В Магадан поезда не ходят.

Капитан. А он и не спрашивает. Сам — куда хочет— едет. Миша, получается, больше помнит, чем мы. И Зыкину поет, и «три калина… с клином!» сам придумал. А ты?

Гром. А я на заработках. Я о семье думаю.

Капитан. О семье твоей твоя жена думает. Каждое утро. И каждую ночь. И о семье. И о стране. И о тебе — добытчике хреновом. Вот она, жена твоя — может, имеет право о стране судить, в рев и в гриву, как говорится. А тебе — помолчи лучше. Удрали мы из страны, потому что… Удрали. До лучших времен. Как птицы перелетные, до нового времени года.

Витя. Капитан! А ведь Новый год скоро? Какой же это год будет? Сколько мы уже здесь? Надо в Севастополь… Слышишь, музыка. Духовой оркестр на Приморском бульваре. Барабан бьет так отчетливо. «На Малахов курган опустился туман…». Я на Приморский сбегаю, капитан… (Витя пытается встать, роняет голову на плечо и медленно опускается в клетке, погружаясь в собственные колени.)

Капитан. Уснул?

Гром. Уснул… А вы, капитан, встречались с акулой? Приходилось? Не то, что каждый рыбак рассказать может. А так, что она вам одному по ночам снится.

Капитан. Она теперь всегда рядом. Разговариваю я с ней, а она — со мной.

Гром. Вы о чем?

Капитан. Не бойся, я в полном здравии. Сейчас расскажу… Мы под марокканским берегом работали. Там самые рыбьи места. А акул прорва. Привыкли мы к ним и внимания не обращали, когда тралом на палубу вываливали. Крупные попадались. А один раз, под вечер, получили штормовое предупреждение — циклон шел. И решили следующий трал не ставить, а готовиться уходить из района на юг. В этот момент и намотали на винт чей-то выброшенный кусок сети. Машину пришлось стопорить. Сбежались на корме, смотрим в воду, а там пляшет в волнах этот хвост капроновый, который винт судовой петлями обмотал, и траулер наш к приближающемуся шторму готовит. Что тут делать? Надо нырять под корму и резать капроновые петли. Дело не новое. Добровольцы всегда есть — народ на море риск любит, и парни молодые плечами не обижены. А только заминка случилась — под корпусом кружила, всплывая и вспарывая плавником воду, пятиметровая акула. Откуда она взялась? — «Наверно, любопытная очень…», — пошутил кто-то. Посмеялись, не дружно. «Или это африканская мама пришла за своим рационом…», — сказал другой. И шутки на палубе стихли. И добровольцев идти под воду — освобождать винт и спасать пароход как-то не стало.

Гром. А вы тогда уже капитаном были? И кого послали?