Он заснул на диване, под спор Деклана и Итана о каких-то матчах. Флинну было не до солнечного мяча. Он на втором этаже трахался с нимфой.
Ариадна и спрайты расположились в комнате Деклана, поскольку тот собирался пойти ночевать к Марку. Все четверо удалились наверх после ужина, прошедшего довольно напряженно. Драконесса набросилась на еду так, словно ее не кормили с рождения. Спрайты распили бутылку вина на троих и потом весь ужин рыгали угольками.
Рунн не представлял, как четыре гостьи могли уснуть под звуки кувыркания Флинна с нимфой.
Пылающие пальцы Ясного Дня барабанили по изогнутому подлокотнику дивана.
– У меня есть сведения для передачи.
Рунн сразу выпрямился:
– Хорошие или плохие?
– Тебе решать.
Женщина пристально смотрела на него. Он сомневался, что их контакты вообще продолжатся после той странной ночи. Но она говорила так, словно ничего и не было.
– У меня есть все основания полагать, что Пиппа Спецос не смирилась с утратой образца механокостюма и большого количества боеприпасов. Она планирует крупный акт возмездия. Офион целиком ее поддерживает. По их мнению, это был не несчастный случай, а намеренная диверсия, за которую нужно расквитаться с устроителями. Словом, Спецос поручено отправить мятежникам и империи недвусмысленное послание.
Рунн старался сохранять бесстрастное выражение лица.
– Что она затевает? И где?
– Не знаю. Но, учитывая, что в последний раз она показалась на Идре, передай тем, с кем ты связан, о возможном нападении на Город Полумесяца.
– Астериям известно о ее планах?
– Нет. Об этом знаю только я.
– А как ты узнала?
– Тебя это не касается.
Рунн внимательно смотрел на собеседницу.
– Значит, возвращаемся к деловому общению. Больше никаких историй на сон грядущий?
Она вновь забарабанила пальцами по подлокотнику:
– Отнесем ту историю за счет временного помешательства.
– Я ничего не видел.
– Но хотел увидеть.
– Мне этого не требовалось. Мне абсолютно все равно, как ты выглядишь. Мне нравится говорить с тобой.
– Почему?
– Потому что здесь, с тобой, я становлюсь настоящим.
– Настоящим, – повторила она.
– Да. Честное слово. Я рассказывал о себе такое, чего никто не знает.
– Не понимаю зачем.
Рунн вскочил и подошел к ее дивану. Наклонился к подлокотнику, всматриваясь в пылающее лицо Ясного Дня:
– Потому что мне подумалось: мы с тобой похожи.
Она поднялась. Рунн попятился, но Ясный День подошла ближе, стала впритык. Пламя и тьма переплелись; в пространстве, окружавшем их, звезды превращались в угли.
– Это не игра, где ты можешь флиртовать со мной, пытаясь управлять мной при помощи твоего обаяния, – прошипела она. – Это война, которая до своего окончания унесет еще немало жизней.
– Оставь свой покровительственный тон! – прорычал Рунн. – Я знаю цену.
– Ты ничего не знаешь ни о цене, ни о жертвах.
– Не знаю? Пусть я не играл всю жизнь в мятежника, поверь, я вдоволь нахлебался другого дерьма, и оно ничуть не слаще.
Однако упрек, брошенный ею, достиг своей цели.
– Отец тебя не любит? Не ты один такой. Отец тебя бил и издевался над тобой? Мой тоже.
– Что ты хочешь всем этим сказать? – снова прорычал Рунн, глядя ей в лицо.
– А вот что, – тем же тоном ответила она. – Если не будешь осмотрительным и смышленым, сам не заметишь, как от твоей души начнут отщипывать куски. Спохватишься, да будет поздно. Это прямая дорога к смерти.
– И?..
Она опешила:
– Как ты можешь спрашивать с такой беспечностью?
– Так и могу, потому что я – никто, – пожал плечами Рунн.
Он говорил правду. Всё, кем он был, все заслуги, за которые его ценили… всё это было ему преподнесено. Ему повезло родиться в «правильной» семье. Что-либо значимое, сделанное им, касалось его службы во Вспомогательных силах. Но вся его жизнь как принца была сплошной рутиной. Совершенно пустой и никчемной.
Брайс держала свой дар в тайне, чтобы он мог цепляться за крохи собственной избранности.
Рунн отвернулся. Он был зол на себя.
Брайс любила его гораздо больше, чем ненавидела их отца. Ради брата отказалась от власти и привилегий. А он хоть для кого-то совершил столь же масштабный поступок? Да, он готов умереть за своих друзей, за этот город. Но… кем он был в глубине души?
Явно не королем. И его отец никакой не король, если брать истинный смысл этого титула.
– Сообщение принято, – сказал он Ясному Дню.
– Ночь…
Рунн открыл глаза.
В гостиной было темно. Телевизор выключен. Похоже, Итан давно отправился спать.
Рунн повернулся на диване, заложив руки за голову. Он глядел в потолок, по которому тянулись лучи света от фар проезжавших машин.
Кем же, Хел побери, он был?
Принцем Ничто.
Брайс сидела у себя в кабинетике, одновременно ведя телефонный разговор и допивая третью чашку кофе. Попутно она пыталась решить, не выпить ли четвертую, но тогда не полезет ли она на стену ко времени обеденного перерыва?
– Значит, Коппер освоился? – спросила Брайс у матери, поставив чашку на стол.