Дом одиноких сердец

У них это означало крайнюю степень непонимания, потому что, какой бы сонной Даша ни была по утрам, она поднималась, обнимала топчущегося в крохотной прихожей мужа и закрывала за ним дверь. Такой вот маленький простой ритуал, повторявшийся ежедневно много лет подряд. Но если он отменялся, значит, в семье случилась ссора. На сей раз ссоры не было. Без всякого удовольствия прихлебывая утром горячий кофе с корицей и гвоздикой, Даша вспоминала то, что вчера сказал ей Максим.

— Ты эгоистка, — сказал он ей. — Я не знаю отношений между Боровицким и его сыновьями, но меня они и не интересуют — вполне достаточно того, что квартиру старик оставил тебе, а не им. Значит, у него были основания для такого поступка. А ты, вместо того чтобы выполнять волю человека, который так тебе нравился, придумываешь какие-то совершенно бредовые моральные оправдания вроде того, что чужое брать нехорошо. Вот ведь чушь! Квартира принадлежала Боровицкому, и он отдал ее тебе. Подарил, если хочешь. Так откуда же тут чужое?

— Максим, ну как ты не понимаешь! — возражала Даша отчаянно. — Ведь у него есть дети, и у них тоже есть свои проблемы. Они не Рокфеллеры! И в действительности квартира, конечно, должна принадлежать им, потому что они в ней выросли, потому что они обеспечивали своего отца. Да по тысяче причин! Но почему-то Боровицкий решил обделить их. Не осчастливить меня, а именно обделить их. Это же совершенно разные вещи! Меня он выбрал случайно, просто потому, что мы гуляли вместе, а вовсе не из-за каких-то теплых чувств. Может быть, он обиделся на них за что-то — не знаю! Но воспользоваться в такой ситуации его завещанием… На мой взгляд, нехорошо, непорядочно!

Максим ответил, что Даша домысливает какие-то нелепые ситуации и что он не ожидал от нее такого идиотского подхода к совершенно понятному вопросу. Разозлившись на «идиотский подход», Даша напомнила мужу:

— А ты не забыл, дорогой мой, что квартира завещана все-таки мне, а не тебе? Вот и вопрос, как с ней поступить, решать буду я. Тебя послушать, так может показаться, будто мы с тобой оба указаны в завещании Петра Васильевича. А ведь это не так!

Максим помолчал немного, глядя на нее, но Даша отвернулась к плите и старательно делала вид, что не замечает его взгляда. В конце концов он встал, по-прежнему не говоря ни слова, пошел в зал, но на пороге обернулся и негромко произнес, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Да, квартира завещана тебе. И распоряжаешься ею ты. Однако ты сейчас учитываешь только свои интересы — в данном случае собственный психологический комфорт. Про то, что у тебя еще есть я и Олеська, ты благополучно забываешь, потому что тебе так удобнее. Но семья — она потому и семья, что при принятии важных решений учитываются интересы всех, а не одного — даже того, от кого полностью зависит решение. Хорошо, если ты будешь помнить об этом.

И вышел из комнаты.

— Я и так помню, — пробормотала разозлившаяся и немного испугавшаяся Даша — (муж никогда столь резко с ней не разговаривал!). — В конце концов, у нас уже есть где жить.

Но на душе у нее было неспокойно — она никак не ожидала, что получит от Максима такой отпор. И его молчаливый уход утром означал, что день для нее начинается плохо.

— В конце концов, я ничего не должна тебе, — произнесла она вслух, стоя с чашкой перед окном. — Останется квартира — замечательно, не останется — ты не имеешь права обижаться.

Но почему-то собственные правильные во всех отношениях слова ее совершенно не успокоили. Имел Максим право обижаться или нет, но сегодня он обиделся.

Даша не знала, как объяснить мужу то, что было вбито в нее с детства: чужое брать нельзя. Это нехорошо, не по-человечески. Даже если у тебя есть возможность воспользоваться чужим и тебе не грозит никакое наказание, главным наказанием должна быть твоя собственная совесть.

Как-то в детстве Даша нашла у подъезда кошелек с деньгами. Их было не очень много — рублей десять или двадцать, хотя сам по себе факт находки уже был маленьким чудом: Даша никогда ничего не находила. Но главным чудом был кошелек — маленький, белый, с красными и черными котятами, разбегавшимися в углы кошелька. Один котенок поворачивался к ней лукавой мордочкой, и его нарисованные усы топорщились на перегибе. Даша готова была отдать все деньги и еще добавить собственные карманные, хотя их было смехотворно мало, лишь бы кошелек с котятами остался у нее.

Конечно, она показала находку родителям и честно рассказала, что пыталась найти владельца: осмотрелась вокруг, догнала далеко впереди идущую женщину, спросила, не теряла ли та деньги. Нет, та не теряла. Да у нее и не могло быть такой прелестной вещи, Даша сразу поняла, а спрашивала только для очистки совести. «И теперь ты считаешь, что можешь спокойно оставить вещь себе?» — спросил тогда отец, внимательно глядя на нее.