— Хорошо, — согласился он, — вполне возможно. Тогда тебе будет еще сложнее определить, к кому какая история подходит. Кстати, ты заметила, что рассказ про Инну и старушку — первый неправильный рассказ? Твой Боровицкий описал небольшой эпизод, причем в самых мрачных оттенках.
— А мне как раз показалось, что не в самых мрачных, — возразила Даша. — Ведь она же бабушку не убила, правда?
— Слабое утешение, — пробормотал в ответ муж. — Между прочим, Дашка, это первая история, где участвует старый человек. Как в доме престарелых. Тебя это не наводит ни на какие мысли?
Даша старательно покопалась в своих мыслях.
— Нет, Максимушка, не наводит, — с сожалением призналась она.
— А меня наводит. По-моему, концовка немного притянута за уши.
— В каком смысле?
— В таком, что Марья Васильевна подозрительно вовремя умерла. Может, на самом деле Инна убила старушку? А Боровицкий историю зашифровал. Дописал счастливый конец, вроде как все само собой свершилось. И что мы тогда имеем?
— Что мы тогда имеем? — повторила Даша, осмысливая предположение мужа.
— Мы имеем первый рассказ, в котором совершается убийство.
Глава 10
Идя через лесопарк к пансионату, Даша тревожно оглядывалась по сторонам. Но о человеке, гнавшемся за ней, ничего не напоминало. Под падающими с деревьев листьями неторопливо прогуливались мамы с колясками, косясь на Прошу. Даша дошла до «Прибрежного», уложила пса в кустах, которые уже начали редеть, и стала осматривать скамейки в поисках знакомых лиц.
Еще вчера они с Максимом решили, что на роль Инны подходят два человека — бывшая балерина Окунева и «божий одуванчик» Римма Сергеевна Красницкая.
— А мать-героиню, Уденич, ты исключаешь? — спросил Максим.
Даша подумала и кивнула.
— Понимаешь, Уденич совершенно не подходит под описание Инны, — объяснила она. — В рассказе Боровицкого Инна занимается своей карьерой, а Ирина Федотовна никогда работе не уделяла внимания. Она всю жизнь растила детей.
— Пожалуй, ты права, — согласился Максим. — Осталось узнать, кто же такая Инна — Окунева или Красницкая.
Именно этим Даша и собиралась заняться, стоя утром перед зданием пансионата «Прибрежный». Но ни той, ни другой старушки не было видно. И тут она заметила Уденич, торопящуюся к входу.
— Ирина Федотовна! — окликнула ее Даша.
Но женщина не отозвалась, и Даше пришлось догонять ее.
— Ирина Федотовна!
Та вздрогнула и обернулась. Лицо у нее было красное, потное.
— Что с вами? — сочувственно спросила Даша. — Вам помочь?
Уденич махнула рукой.
— А, ничем мне не поможешь! Опять эти приезжали, — презрительно кивнула она головой в сторону ограды, — разозлили меня, дуру старую. Тебе, говорят, здесь лучше будет! А сами, поди, ждут не дождутся, когда меня врачи отравят.
— Ирина Федотовна, а с чего вы взяли, что вас травят? — осторожно сказала Даша.
— Да разве ж у меня глаз нету? — усмехнулась та. — Кого хошь спроси — тебе все скажут. Только на ухо, чтоб заведующая не услышала! Ладно, пора мне…
Уденич развернулась и быстро поковыляла к пансионату. Даша задумчиво посмотрела ей вслед, а потом решительно пошла к выходу.
Как она и предполагала, дети Уденич не успели далеко уйти. Их было двое — толстый небритый мужчина и высокая изможденная женщина лет сорока.
— Простите, пожалуйста! — позвала их Даша.
Она представилась и в двух словах пересказала то, что совсем недавно говорила ей Уденич.
— Ваша мама утверждает, что в пансионате убивают пациентов, — негромко закончила Даша. — Я понимаю, что это не мое дело. Но, может быть, ваша мама что-то заметила?
Женщина и мужчина переглянулись. Затем дочь Уденич нехотя сказала:
— Знаете, наша приемная мать, — подчеркнула она слово «приемная», — очень больна.
— И не контролирует, что говорит, — добавил ее брат.
— Мне кажется, вам нужно меньше обращать внимания на фантазии стариков, — закончила женщина. — Да, а кто вы вообще такая? Почему вы разговариваете с нашей матерью?
— Я… я просто знакомая, — немного растерянно сказала Даша.
— Послушайте, просто знакомая, не лезьте-ка вы лучше не в свое дело! — посоветовал мужчина.
Они прошли мимо Даши и скрылись за деревьями. Даша смотрела им вслед в недоумении. Потом пожала плечами, позвала Прошу и отправилась домой. Визит закончился неудачей.
Ночью Ирине Федотовне не спалось. То деревья скрипели за окном, то в соседней комнате раздавались голоса. «Комната, как же! — усмехнулась она. — Палата, как есть палата…»
Голоса стали громче, и Уденич узнала один из них — принадлежащий той тощей злобной вобле, Окуневой. Голоса становились все громче, скандальнее. Ирина Федотовна разозлилась. Кряхтя, она вылезла из-под одеяла и прошлепала босыми ногами по ковровой дорожке.
— Эй, вы! А ну тихо! — рявкнула она, высунувшись в коридор.
Голоса стихли.