Дом одиноких сердец

Машенька с невыразимым облегчением вздохнула и бросилась обнимать сына. Иван Сергеевич смотрел на них и изо всех сил пытался отогнать предчувствие беды. «Он же сказал, что все понял! — убеждал Иван Сергеевич сам себя. — Он же согласился с матерью!»

Володя и в самом деле согласился. Соглашался он и потом, когда мать, узнав об очередных слухах от соседей, бежала в комнату сына.

— Мам, ну что ты! — ласково обнимал ее Володя. — Ну что ты так убиваешься? Меня что, в комнату милиции забрали, что ли? Не забрали. И не заберут никогда.

— Да при чем здесь комната милиции? — плакала Машенька. — Ванечка, ты слышишь? Володя, про тебя и твоих друзей говорят, что именно вы магазин на Дерябинской обокрали!

— Ма, перестань, — чуть раздраженно отстранялся Володя. — Не забивай себе голову всякой ерундой. Главное, что я с вами, живой и здоровый.

Эта фраза стала его постоянной присказкой.

Школу Володя окончил и поступил… не в отцовский институт, а неожиданно для всех в кулинарный техникум. «Я ж готовить люблю!» — с улыбкой объяснял он знакомым, недоумевающим, зачем для поступления в кулинарный техникум нужно было заканчивать десять классов престижной школы.

«Главное, что я с вами, живой и здоровый», — улыбался он, когда отец расспрашивал о том, что он делал всю ночь. И ту же фразу повторил матери, когда она случайно вытряхнула у него из кармана маленький пакетик с серо-желтым порошком. Правда, пакетик немедленно отобрал и куда-то унес.

В конце концов Иван Сергеевич не выдержал. Его страусиной тактике пришел конец, когда Володьку забрали по подозрению в краже, но потом выпустили. Он сидел дома, потягивал горячий чай, знакомым жестом накручивая вихры светлых волос за уши, и пытался объяснить матери, что все в порядке, следователи просто ошиблись.

— Слушай, ма, ну что ты паникуешь? — с обычной улыбкой сказал сын. — Главное, что я с вами, живой и здоровый.

— Главное не это! — с закипающей яростью произнес Иван Сергеевич, чувствуя, как рушится вокруг него стена, которую он сам же и соорудил для своей защиты. — Не это главное! Главное то, что ты у нас вырос подонком, вот что главное! Вором и подонком!

— Пап, ты чего, с ума сошел?! — изумился Володька.

— Лучше б я сошел! — закричал, уже не сдерживаясь, Иван Сергеевич. — Ты что думаешь, мы с матерью дураки? Думаешь, мы не видим, чем ты занимаешься?

— Да я учусь! — с усмешкой возразил Володька, и Иван Сергеевич с размаху ударил его по лицу раскрытой ладонью.

Раздался звонкий звук пощечины, сын вскочил, опрокинув чашку, и громко грязно выругался, обжегшись горячим чаем. Опешивший от мата Иван Сергеевич сразу растерял все слова, а Машенька в наступившей тишине поднесла руки к лицу и тихо-тихо, по-детски заплакала.

Володька прожил с родителями в квартире еще полтора года — до смерти матери. Машенька умерла быстро. Врачи поставили свой диагноз — рак, но Иван Сергеевич знал, что на самом деле убивает его жену. На следующий день после похорон он собрал Володины вещи, аккуратно сложил их в сумку, выставил на лестницу и закрыл дверь.

У него больше не было ни жены, ни сына.

* * *

В кармане у Максима зазвонил телефон.

— Да? — сказал он. — Дашка, что случилось?

— Уденич умерла, — раздался в трубке далекий голос жены. — Максимушка, ты слышишь? Ирину Федотовну нашли утром мертвой.

Пару секунд Максим пытался понять, о чем идет речь. И тут до него дошло.

— Ты где? — резко спросил он.

— Я? — удивились в трубке. — К дому иду.

— Значит, так. Зайди за Олесей в школу… Нет, лучше я сам зайду! Иди домой, быстро! Проша с тобой?

— Со мной, со мной. Максим, да не беспокойся ты! Может быть, это никак не связано… в общем, ты понял с чем.

— Может, и не связано, — согласился он. — А может, связано.

Он нажал «отбой» и стал собираться. Нужно было быстро забрать Олесю…

Вечером был созван семейный совет. Олесе разрешили остаться, и теперь она сидела в кресле, поджав ноги, и испуганно таращила на родителей глаза. Максим ходил по комнате, а Даша сидела около Проши на полу.

— Вот, — веско сказал Максим, разворачиваясь к жене, — вот к чему привели игры твоего Боровицкого.

— Максим, но ведь еще неизвестно…

— Что неизвестно?! — рявкнул он. — Ты вчера разговаривала с Уденич, а сегодня утром ее находят мертвой. Что она тебе сказала?

— Что ее пытаются отравить, — вздохнула Даша.

— Вот именно. И ее собственные дети не пожелали тебя слушать. А теперь я дергаюсь каждую минуту за тебя и за Олеську!

— Пап, а за меня почему? — пискнула Олеся.

Максим и Даша посмотрели на нее так, что она съежилась в кресле.

— А ты… Чтобы от школы никуда не отходила, поняла? — жестко сказал Максим. — Наша мама ввязалась черт знает во что! Впору в милицию звонить.

— Так давай позвоним, — дернулась Даша. — Максим, ведь все сходится! Раева и главврач пансионата, Борисов — или Денисов? — убивают стариков. Не знаю зачем. Может быть, их родственники нанимают. Точно, родственники! Потому дети Уденич от меня и шарахнулись, как от прокаженной.

— И Боровицкий как-то все это раскопал, — задумчиво продолжил Максим.