Дом огней

Джербер вспомнил, как Майя спросила, можно ли из поведения девочки заключить, что ее странности объясняются чем-то еще, кроме шизофрении. Тон, каким был задан этот вопрос, ему не понравился – она будто хотела намекнуть, что есть некая причина, ускользающая от его понимания.

– Что случилось? – спросила девушка, выводя его из задумчивости. – Я что-то не то сказала?

Он хотел бы признаться, что, наверное, не в силах помочь Эве, ибо сначала Ханна Холл, а потом сказочник отняли у него уверенность в себе, а заодно и целые фрагменты его жизни. Сначала он потерял жену и сына, потом и все остальное. Остались какие-то крохи, и он боялся, что ему нечего больше предложить. Может быть, прежний Пьетро Джербер и оказался бы на высоте задачи, но опустившийся тип, в которого он превратился, – лишь тень улестителя детей.

– Во Флоренции бытует легенда о художнике, по творчеству которого ты пишешь диплом, – стал он рассказывать. – Однажды Чимабуэ увидел, как пастушок рисует на скале овечку. И решил стать его учителем, обнаружив талант, который все прочие не замечали.

– Я не знала этой истории, – заявила Майя. – При чем тут Эва?

– Дети часто проявляют из ряда вон выходящие дарования, – сказал доктор. – Но порой это не дарования, а проклятия. Великий мастер может распознать первые. Детский психолог должен уметь определить вторые, а я не знаю, способен ли я еще на это.

– Никто не знает, на что он способен, пока не попробует, – утешила его девушка. – Почему ты так уверен, что Чимабуэ оказался прав?

Джербер уставился на нее, остолбенев:

– Потому что тот пастушок был Джотто.

Открытие ее потрясло: складывалось впечатление, будто Майя понятия не имела, что Чимабуэ был учителем Джотто. Как такое возможно?

Она, наверное, прочла недоверие в его взгляде и отстранилась. Наступившее молчание мигом разрушило чары.

Джербер поднялся.

– Пора ехать, – объявил он, взял свой бокал и предложил помочь убрать со ступенек.

– Не надо, – отказалась Майя. – Я потом сама приберусь.

Казалось, ее несколько разочаровало завершение этого пикника под луной. Может, только у Джербера сложилось такое впечатление, но проверять настроения не было.

Они вместе направились к машине. Их дыхание застывало в воздухе. Никто из них не произносил ни слова. Но когда они подошли к внедорожнику, Майя задала вопрос:

– Как этому научиться?

– Чему? – рассеянно осведомился Джербер, открывая дверцу.

– Гипнотизировать детей.

Он задумался, как бы половчее ответить.

– Меня научил отец.

– Я так и думала, что у тебя, как и у Джотто, был хороший учитель, – сказала она, пытаясь загладить недавнюю оплошность.

– Я не сомневаюсь, что, будь он жив, дети предпочитали бы его… В моем кабинете всего лишь стоит кресло-качалка, а он воссоздал «Книгу джунглей» из папье-маше. Я включаю метроном, чтобы погрузить в транс, а он ставил старую пластинку с песенкой «Простые радости». Поэтому маленькие пациенты звали его синьор Б.

– Как медведь Балу, – сразу догадалась Майя.

Джербер был рад, что разделил с ней это воспоминание и получил в награду такой звонкий, сверкающий смех. Вечер, по крайней мере, завершился достойно.

Он забрался в «дефендер» и завел мотор.

Майя помедлила перед открытой дверцей.

– Но сегодня ты не использовал метроном. Эва рассказывала, что ты усыпил ее с помощью шара со снегом, который сам ей и подарил.

– Этот шар – что-то типа музыкальной шкатулки, – пояснил Джербер.

Но не сказал, что миниатюрный домик с зеркальными окнами не только воспроизводит мелодию: в него помещена скрытая камера, которая фиксирует все, что происходит в комнате Эвы в его отсутствие.

12

Около четырех часов следующего дня Пьетро Джербер сидел за рулем «дефендера», направляясь в Сан-Джиминьяно.

Время от времени он бросал взгляд на соседнее сиденье, куда положил смартфон. На дороге, которая вилась среди холмов Кьянти, сигнал пропадал, и психолог время от времени дотрагивался до дисплея, надеясь увидеть черточки, позволяющие сделать звонок.

Рядом с сотовым лежала старинная книжица в пурпурном переплете и с пожелтевшими страницами.

Перед тем как ехать в имение Онельи Кателани, Джербер выкроил время и зашел в букинистический магазин Гоннелли на улице Риказоли, основанный в 1875 году. Он обожал заходить в такие места, искал там прибежища в дождливые дни, бродил среди незнакомцев, которые, как и он, знали и любили те места во Флоренции, где еще можно было вкусить неких тайных радостей. Запах бумаги и клея, абсолютная тишина, прерываемая только шелестом страниц и шагами посетителей, послание, заключенное в драгоценных словах, копившихся столетиями…

В этой лавке он купил редкую и старинную книгу о Чимабуэ. Для Майи, в знак благодарности за вечер под луной, зубчатый пирог и беседу. И чтобы загладить неловкость: он рассказал об ученике художника, а она и не знала, что это Джотто.