Дом огней

Я на это не куплюсь. Знаю, что он хочет со мной сделать. Слышал, о чем они говорили утром. Вы думали, я сплю, а я проснулся.

Ночь я провел на скамейке в трейлере без колес. Жара стояла у-бий-ствен-ная! Мне было никак не заснуть, я все время вертелся и пару раз чуть не грохнулся на пол. От вони было не продохнуть. Разило грязными ногами и волосатыми подмышками. Пивом и застарелой мочой. Иногда кто-то портил воздух. Не помню, когда я заснул и сколько времени проспал. Но в какой-то момент дневной свет проник сквозь сомкнутые веки. Я уже хотел открыть глаза, но услышал, как жена что-то говорит мужу:

– Черт возьми, сейчас, наверное, уже повсюду висят фотографии этого сопляка.

– Этот мелкий сукин сын нас спалит, если мы что-нибудь не предпримем.

Хотелось сказать им, что моя мама – совсем не это слово. Не люблю, когда ее обзывают. Как-то раз я даже подрался с одноклассником, который сказал о моей маме гадость.

– Надо как-то пересидеть до вечера…

Не знаю, что случится вечером. Может быть, меня наконец отвезут домой. Ждут, наверное, чтобы солнце село, будет не так жарко.

– Придумала, – говорит синьора с татуировками. Открывает ящик и что-то протягивает синьору с волдырями от комаров.

Приоткрываю один глаз и вижу, что это ножницы.

– Попробуем сделать так, чтобы его не узнали.

– Хорошая мысль, – говорит он. – Остригу его наголо.

Как я уже сказал, мама хотела отвести меня в парикмахерскую до поездки на море, но не успела. Это правда, волосы у меня длинноваты, но одна мысль о том, что меня остригут налысо, как старшего брата, когда тот подцепил в школе вшей, заставляет меня вскочить.

Тогда-то я и выпрыгнул из трейлера и пустился бежать. И с тех пор они за мной гоняются. Я хорошо спрятался. Главное – сидеть тихо. Очень хочется пи́сать.

Чувствую, как меня хватают за футболку, за шиворот, а потом поднимают: ноги уже не касаются земли, я взлетаю.

– Я его нашел! – ликует синьор с волдырями, поднимая меня. – Попался, сукин сын!

– Оставь меня в покое и не обзывай мою маму! – Я дрыгаю ногами, царапаюсь и кусаюсь.

– Не рыпайся, – говорит он мне и старается удержать. Но у него не выходит. – Сказал, не рыпайся.

Подходит и синьора с татуировками.

– Помоги мне! Держи за ноги!

Но и вдвоем они не могут меня одолеть. Я весь в поту и выскальзываю у них из рук. Как угорь.

– Ай! – вдруг вопит синьор с волдырями. – Твою налево! – кричит он и выпускает меня.

Я падаю на землю и получаю пинок, такой сильный, что прерывается дыхание. Синьора с татуировками хохочет.

– Разиня, – говорит она, но вроде на меня не сердится.

Чтобы схватить меня, синьор с волдырями положил ножницы в карман. Теперь кровь течет у него из бедра, пятно на джинсовых бермудах увеличивается. Он сам напоролся на острые концы.

– Ты чего хохочешь?

Но она все заливается, да еще и подшучивает:

– Тебя мальчишка одолел!

Он держится за бедро и стонет. Потом хватает ножницы, все в крови, и бросает далеко, в высокую траву.

– Молодчина, теперь мальчуган точно победил. – Синьора с татуировками смеется еще громче, не может остановиться.

Тогда синьор с волдырями поворачивается к ней, делает злобное лицо, я такое никогда не забуду, и со всей силы бьет ее по губам.

Синьора с татуировками перестает смеяться. Подносит руки ко рту. На зубах кровь. Смотрит на мужа, скривив лицо, и вполголоса посылает проклятия. Брат мне говорил, что, если произнесешь такое проклятие, нужно сто раз прочесть «Отче наш», иначе тебя отправят на сто лет в чистилище – это не ад, но и не рай тоже.

Синьор с волдырями смотрит на меня.

– Пошли! – рычит, клацая зубами, как сторожевые псы за запертой оградой.

Я делаю, как он сказал. Тем более что без ножниц он не сможет меня остричь.

Меня отводят обратно в трейлер. Синьора с татуировками перевязывает рану на бедре мужа какими-то тряпками и скрепляет упаковочным скотчем. То и дело сплевывает кровь. Они еще не разговаривают, даже не поцеловались ни разу, но, кажется, помирились.

Вчера на обед были булочки с начинкой. На ужин – кукурузные хлопья, но вместо молока я залил их водой, а они пивом. Сейчас уже почти полдень, я снова хочу есть, я ведь не завтракал. Когда я об этом говорю, синьора с татуировками велит синьору с волдырями от комаров пойти в магазин, потому что в трейлере никакой еды не осталось. Перед уходом он надевает что-то вроде армейской куртки, хотя такая жарища стоит, что и без того бросает в пот. Из супермаркета он принес только консервы из тунца, банки распиханы по всем карманам армейской куртки. Странно: когда мы с папой ходим в супермаркет, кассирша всегда нам дает пакет.

Молоко он тоже купил. Но синьора с татуировками говорит, что я должен выпить его вечером, перед сном.

– Сколько положить?

– Не знаю.

Пора спать, они налили молока в стакан, и теперь решают, сколько положить сахару. Надо сказать синьору с волдырями от комаров, чтобы положил весь, какой есть, иначе молоко невкусное. Но у них только один пакетик. Не такой, как в барах, а пластмассовый и прозрачный. И сахар коричневатый. Тростниковый, наверное.

– Уверена, что это сгодится? Вдруг ему станет плохо?