Она еще никогда не вела себя так воспитанно.
На завтрак мне обычно предлагают все того же тунца. Вчера в меня уже не лезло, я попросил молока и печенья, и синьора с татуировками дала мне крекеров и стакан воды.
Но сегодня – знакомый запах.
На столе – круассан, а рядом пластиковый стаканчик: похоже на какао с молоком. Синьор с волдырями на руках специально ходил в бар, чтобы мне это принести.
Рот у меня наполняется слюной, в животе бурчит. Я очень голодный, но им не доверяю. Что они задумали? Эти двое ведут себя как мама и папа, когда хотят отвезти меня к врачу. Папа покупает фигурки футболистов, а мама печет лазанью.
– В чем дело? Тебе не нравится? – спрашивает синьор с волдырями. – Тогда я сам съем.
Я хватаю круассан, прежде чем его у меня украдут, и сразу откусываю.
– Молодец, – улыбается синьор с волдырями, выставляя напоказ все свои желтые зубы. Наверное, стоило бы их хоть изредка чистить.
Пока я ем, они со мной разговаривают.
– Сегодня особый день, – говорит синьора с татуировками. – Будет карнавал.
– Летом? – удивляюсь я.
– Да, летом, – подтверждает синьор с волдырями. – Ты ведь любишь карнавал, правда?
Я киваю. Дурацкий вопрос. Конечно люблю. Зимой папа всегда возит нас на карнавал в Виареджо.
– Когда я ходил за твоим завтраком, мне на глаза попалось вот это. – Он показывает разноцветное объявление, которое, скорее всего, откуда-то сорвал. Там изображена большая золотая маска и дождь конфетти.
– И повозки будут? – спрашиваю я, отхлебывая какао с молоком.
– Конечно, из папье-маше, со всего края, целая процессия. Они проедут по набережной, – расписывает синьора с татуировками. – Одна огромная, из Виареджо.
– Да-да, из Виареджо, – поддакивает синьор с волдырями.
Мне нравятся повозки с большущими фигурами, которые двигаются. Кажется, будто у них и глаза двигаются – это даже немного жутко. Нравится, когда играет музыка, а люди танцуют и бросают конфетти.
– И мы туда пойдем? – спрашиваю я. Надеюсь, что они скажут «да».
– Конечно, – говорит синьор с волдырями.
– Сейчас?
– Днем слишком жарко, карнавал будет вечером.
Я немного расстроен: не знаю, как дождаться вечера.
– А в полночь будет фейерверк над морем, – расписывает синьора с татуировками. – И ты угостишься пончиками с сахарной пудрой и рисовыми блинчиками.
– А сливочного мороженого можно? – спрашиваю я.
– Ну разумеется, – говорит синьор с волдырями.
– Всего, чего захочешь, – обещает синьора с татуировками. – Но с одним условием…
Вот, я так и знал, что тут какой-то подвох.
– Сегодня ты должен нас слушаться и вечером делать все, что мы скажем.
– Все, – повторяет человек с волдырями от комаров и протягивает мне руку. Я должен ее пожать, как делают взрослые.
Я раздумываю. Не знаю, чего они от меня хотят, но здесь мне до смерти скучно. Я вытираю ладонью усы от какао и пожимаю его руку, влажную от пота.
– Ладно, обещаю.
– Я это не надену.
– Ты обещал делать все, что мы скажем.
–
– У нас уговор.
– Плевать.
– Уговор есть уговор. Мы даже руки друг другу пожали.
– Я не надену девчоночье платье.
– Выбирай: не наденешь платье – никакого карнавала.
– Никакого карнавала, – говорю я.
Эти двое отходят подальше, говорят вполголоса.
– Как тебе такое в голову пришло? Не мог взять костюм для мальчишки?
– Я что, выбирал, по-твоему? Схватил в магазине первый попавшийся и дал деру. А если подумать, то так даже лучше: его точно никто не узнает, у него даже волосы длинные, может за девчонку сойти.
Остальное я не расслышал, но когда они закончили, то вернулись ко мне.
– Мы вот что подумали… – говорит синьора с татуировками. – Дадим тебе надеть масочку, никто и не поймет, мальчик ты или девочка.
– Что это меняет? – не понимаю я.
Синьор с волдырями шумно вздыхает:
– Над тобой хотя бы никто не будет смеяться.
Я раздумываю. Не хочу снимать мою любимую футболку.
– Не хочу снимать мою любимую футболку, – говорю.
– Только на этот вечер, мы ее постираем, и завтра она будет красивая и чистая, – уговаривает синьора с татуировками.
Ладно, так и быть.
– Так и быть.
Маска – это кусок красного картона, в котором синьора с татуировками провертела ножом две дырки. Вышло не особо красиво, но все лучше, чем ничего.
Когда темнеет, мы садимся в синюю раздолбанную машину. На этот раз я сижу позади. Приезжаем на набережную, и – они были правы – там полно народу. Многие в масках, а кто-то в купальниках. Парад начался, проезжают повозки из папье-маше. Громко играет музыка, люди танцуют, пахнет пончиками и рисовыми блинчиками.