Дом огней

Ишио принес пакетик с фигурками футболистов. Карлетто – деталь из лего. Джованноне – шоколадный батончик «Сольдино». Этторе – пачку жевательной резинки «Тарджет», в форме сигареты. Данте – машинку «Ббураго». Дебора – фотографию всей их компании на пляже.

– Я положил в сундучок вымпел «Фьорентины».

– Зачем ты мне рассказываешь эту историю? – мягко воспротивилась девушка. – Я спросила, помнишь ли ты какой-нибудь момент, когда любил отца. При чем тут похороны Дзено?

Джербер посмотрел ей в глаза:

– Синьор Б. пришел туда вместе со мной и положил в сундучок аудиокассету. Когда я обернулся, чтобы спросить, почему именно аудиозапись, он, глядя в сторону, положил мне руку на плечо. – Пьетро глубоко вздохнул. – То был последний знак отцовской любви. Я уже вырос и не ожидал ничего подобного. Так и стоял неподвижно, будто окаменел. Сердце сильно билось, я боялся, что он заметит и уберет руку. А я не хотел, чтобы эта связь, такая тесная, прервалась… Вот он, момент, когда я любил его больше всего на свете. Через несколько лет он умер.

Воспоминание глубоко взволновало Джербера. Майю оно тоже растрогало; девушка без всякой преамбулы перегнулась через стол, чтобы поцеловать Пьетро. Но тот отстранился.

Молчание, наступившее вслед за тем, казалось нескончаемым. Девушка застыла, не выпуская из рук его кисть со сломанным пальцем.

Джербер решил, что обязан хотя бы частично объяснить такую свою реакцию:

– Несколько лет назад я лечил женщину, единственную взрослую среди моих пациентов. С тех пор я предпочитаю избегать эмоций в отношениях с людьми, так или иначе связанными с моей профессией или со случаями, которыми я занимаюсь. – Он отметил, что одно упоминание о Ханне Холл воспламенило его. – Я отдаю себе отчет, что все произошло потому, что мы оба этого хотели, – продолжил он, имея в виду несостоявшийся поцелуй. – Я сам дал к этому повод, прости меня.

Майя выглядела глубоко разочарованной. Он же чувствовал себя совершенно раздавленным.

– Не переживай, я все понимаю. – Она опустила глаза и снова занялась повязкой.

Впрочем, Джерберу было недосуг углубляться в эту тему. Ночь приближалась, его тревога росла.

36

К полуночи Майя Сало заснула, положив голову на дубовый стол. А Джербер изнывал от нетерпения. Ожидание изнуряло его.

Он поднялся на верхний этаж посмотреть, как там Эва: та спала в своей кровати спокойно и безмятежно, как в ту ночь, когда стеклянный шар сам упал с полки. У белокурой девочки сильная аура, сказал себе гипнотизер. Она обладает загадочной силой, которая делает ее единственной в своем роде.

Как Ханну Холл.

Мысль явилась нежданно-негаданно. Но по зрелом размышлении он решил, что сравнение не такое уж и рискованное. Обе производили на Джербера странное впечатление. Джербер должен был признать, что опасается Эвы, как раньше – Ханны, хотя и уверял девочку в обратном. Единственная разница заключалась в том, что к взрослой пациентке он испытывал влечение. Нечто, не связанное ни с сексом, ни с телесной прелестью. Скорее, темный магнетизм, присущий тем, кто явился из другого измерения, чтобы завлекать смертных.

Несколько лет у доктора не было вестей от Ханны, но женщина до сих пор сохранила над ним власть.

Поэтому Джербер по-прежнему то и дело видел ее и даже нанял частного сыщика – подтвердить, что клиент не сошел с ума. Смешно признаться, но доктор был убежден: если бы он поцеловал Майю, то, открыв глаза, увидел бы в кухне Ханну.

Оставив спящую Эву, он закрыл дверь и обернулся к темноте, подстерегавшей за плечами. Я никогда не бывал здесь ночью, подумал Пьетро.

Некий зов исходил из глубин дома. Невидимый сигнал, внятный только разуму. Трудно сказать, в самом ли деле его посылал призрачный мальчик, или психолог вновь стал жертвой внушения.

Но что-то тут явно было.

Он решил исследовать старинное здание. Его шаги гулко отдавались в комнатах, в нетопленом доме дыхание застывало облачками пара. Белые простыни, покрывавшие мебель, походили на саваны. Все, казалось, дремлет в этой полумгле.

Унылые следы угасшего мира.

Прислушавшись, можно было уловить голоса людей, собиравшихся в этих стенах на протяжении веков. Музыка, праздники, смех. Но также крики и плач. Однако осталась одна тишина, и она опускалась на все, словно пыль.

Джербер остановился посреди коридора: что-то блеснуло на плиточном полу и привлекло его внимание. Он наклонился и увидел браслет с дикобразами – синьора Ваннини, наверное, обронила. Доктор поднял его и встряхнул; подвески зазвенели. Идеальная вещь для вызывания духов, подумал он. Потом положил вещицу в карман: надо будет наутро отдать домоправительнице.

Если только солнце встанет, пришла в голову мысль. Он не знал, чего еще ждать, и не был ни в чем уверен.

Синьор в очках знает, что ты его ищешь. И сейчас едет сюда.

Джербер глубоко вздохнул. Ночной обход дома, полного невидимых воспоминаний, успокоил его. Что бы ни случилось в три двадцать три, он был ко всему готов.