Дом огней

Чуть раньше назначенного часа Джербер снова спустился в кухню и встал перед французским окном, из которого была видна вся долина.

Он взывал к здравому смыслу, надеялся, что Эва ошиблась, предвестив, что кто-то чужой непременно явится в дом. Всем своим существом взмолился, чтобы способность к логическому мышлению не оставила его перед лицом столь тяжелого испытания.

Но когда два луча прорезали туман и стали приближаться, все рухнуло.

Фары автомобиля. Пробив брешь в белой стене, вскоре показалась машина; она остановилась перед воротами, где начиналась дорога, ведущая к площадке. Казалось, целую вечность стояла с включенным мотором. Не было видно, кто за рулем, и разобрать номер тоже не удавалось. Даже модель машины нельзя было различить с такого расстояния и в такой темноте.

Но Пьетро Джербер был уверен, что не только слепящие лучи фар направлены на него.

Еще и безмолвный взгляд через тонкую преграду ветрового стекла.

Психолог застыл в ожидании. Потом произошло нечто необъяснимое. Автомобиль прямо перед воротами дал задний ход и приготовился к развороту.

Потом поехал назад по проселочной дороге, возвращаясь туда, откуда явился. Через несколько секунд брешь заделалась, и машину снова поглотила молочная пелена.

Улеститель детей вдруг осознал, что его вовсе не интересует лицо человека за рулем. Довольно было бы знать, носит ли он очки.

37

Джербер дожидался зари, сидя на стуле в кухне. Видел, как пробудилась Майя Сало, всю ночь проспавшая за столом. Сам он так и не смог расслабиться.

– Что тут было? – спросила девушка, проснувшись. – Кто-нибудь приходил?

Джербер сидел, устремив взгляд в пустоту, и думал, что бы такое сказать. Чтобы оно имело смысл, особенно для него самого.

– Вы не можете здесь оставаться, – проговорил он наконец каким-то чужим голосом. – Сегодня вы с Эвой поедете во Флоренцию, ко мне домой.

– Она не может никуда ехать, – возразила девушка, хотя Джербер и так это знал.

Он взглянул на Майю.

– Нужно найти какой-то способ, – настаивал на своем психолог. – Может быть, вечером, после заката. – Страдающим агорафобией внушает страх не только открытое пространство, но и дневной свет. – Здесь становится опасно. – Не хотелось ее встревожить, но, что бы ни происходило внутри дома и вне его, он чувствовал свою ответственность.

Прежде чем Майя успела ответить, белокурая девочка появилась на пороге. Еще сонная, она терла глаза. По выражению ее лица можно было догадаться: Эва пытается проникнуть в смысл необычной сцены – доктор и Майя вместе, в такой час.

– Доброе утро, – поздоровалась девушка, выдавливая из себя улыбку и делая вид, что все как всегда. – Еще рано. Не хочешь вернуться в кроватку и еще немного поспать?

– Хочу позавтракать, – заявила Эва. – Вчера синьора Ваннини говорила, что принесет кекс.

– Синьора Ваннини еще не пришла, – сообщила Майя.

Эва призадумалась.

– Ладно, пусть будет печенье, – решила она и уселась за дубовый стол.

Джербер проследил за ней взглядом. Проходя мимо, девочка тоже пристально взглянула на него, но ничего не сказала. В этом немом диалоге таился секрет того, что произошло ночью. Они оба знали. Оба решили при Майе Сало не подавать виду.

Психолог силился уловить нечто, от него ускользавшее. Было что-то неправильное в этой кухне. И вовсе не Эва. Это я здесь по ошибке, сказал он себе. Нервы не выдерживали. Он разваливался на куски.

Внезапно его осенило.

Он вскочил со стула и бросился в маленькую каморку рядом с кухней, где пару дней назад разглядывал осколки стеклянного шара. Принялся шарить на полках. Нужную вещь он нашел в ящике для инструментов, который стоял среди моющих средств.

Металлический шпатель как нельзя лучше подходил для того, что задумал доктор.

Он поднялся на второй этаж и решительно зашагал к комнатке Эвы. Распахнул дверь и вновь оказался в окружении невыносимых маргариток. Огляделся, выбирая, с которой стены начать.

Он присмотрел ту, у которой стоял белый шкаф с полочкой, откуда свалился стеклянный шар. Подошел, сжимая в руке шпатель, нацелил его на обои, готовясь их сорвать. Ярость переполняла его.

Прощаю.

Нет там, под обоями, никакого слова, твердил он себе. Никакого. И синьора в очках не существует. Он никогда не входил в этот дом. И в этой комнате никогда не было пятилетнего мальчика, тем более Дзено Дзанусси.

Он тяжело дышал. Тело вдруг стало неподъемным, навалилась усталость. Взгляд скользнул по отражению в оконном стекле. Глаза, налитые кровью, лицо безумца.

Если я это сделаю, все будет кончено, подумал он. Если посмотрю, что там, под проклятыми обоями, назад уже не вернуться. Есть там надпись или нет, не важно. Ведь стоит только хотя бы признать возможность того, что все это правда, и я проиграю.

А главное, больше ничем не смогу помочь Эве. И никому из детей. Никогда.

Но потом он повернулся к пустому креслу, будто показывая себя. И нанес первый удар шпателем.

Едва инструмент вонзился в стену, как та задрожала с гулким звуком.