Дом огней

Эва как будто следовала некоему замыслу, заложенному в уме: как игла проигрывателя, двигаясь по бороздкам виниловой пластинки, извлекает неожиданные звуки, так и она изображала розу на длинном стебле, с листиками и маленькими шипами. Линии получались корявыми, Джербер был уверен, что с открытыми глазами она нарисовала бы гораздо лучше. Но ее природные способности все равно позволяли изобразить подобие цветка.

Когда она закончила, психолог взял листок в руки, вгляделся в него и похвалил:

– Отличная работа. Теперь нарисуешь дом?

За домом последовали лошадь, дерево и велосипед. Эва послушно исполняла все просьбы Пьетро Джербера. Такой метод, автоматическое письмо под гипнозом, он часто использовал в работе с маленькими пациентами. Это обычно происходило в «игровой комнате», особом помещении, оборудованном при суде по делам несовершеннолетних, и дети там выступали свидетелями преступления или жестокого обращения, которому подвергались сами. Чтобы не волновать их, психологи, сотрудничавшие с прокуратурой, создали защищенное пространство, полное подобие обычной комнатки, где было полно всяких игр и плюшевых зверушек. Разве что за стеной с фальшивым зеркалом скрывались судьи, присяжные и адвокаты. Джербер мастерски проводил такие сеансы гипноза: ему бывало достаточно положить перед ребенком бумагу и карандаши, и тот, разговаривая совсем о другом, сам воспроизводил драматическую сцену, при которой присутствовал, или набрасывал черты своего мучителя. Психолог никогда не просил нарисовать что-то конкретное, просто ждал, пока на бумаге возникнет нечто, скрытое в глубине подсознания.

Но нынче ночью с Эвой все было по-другому.

Так что после нескольких тестов, удостоверившись, что девочка готова, Джербер подошел к креслу с подлокотниками, стоявшему подле белого шкафа: это место он до сих пор намеренно игнорировал.

– Теперь я хочу, чтобы ты нарисовала твоего воображаемого друга.

Целью было заставить его обнаружить себя.

Он говорит, что покажется, когда настанет нужный момент.

Но Джербер был уверен: Эва знает, кто говорил с ней. Или, по крайней мере, ее подсознание в курсе.

Наш разум видит лучше, чем мы: одно из любимых изречений синьора Б.

Вот почему гипнотизер обратился к ней с такой просьбой, пока девочка находилась в трансе. А главное, сделал это перед Майей Сало. Если она – подсказчица, ей не остановить руку Эвы. Оставалось надеяться, что на коже юной пациентки, ослушавшейся приказа, не появятся синяки. А если на листе бумаги возникнет лицо студентки из Финляндии, доктор получит искомое доказательство.

Секунды длились бесконечно. Потом Эва повела себя неожиданно, даже странно. По-прежнему с закрытыми глазами повернулась к пустому креслу рядом с шкафом. Так и сидела, не двигаясь, словно ожидая чего-то.

Через несколько мгновений она открыла глаза.

Джербер этого не ожидал. Майя пыталась поймать его взгляд, но он сосредоточился на Эве. Девочка дышала размеренно, и психолог понял, что она все еще под гипнозом.

Тогда к нему пришло озарение: прием был рискованный, и Джербер не знал, сработает ли это. С вызывающим видом он уселся в кресло с подлокотниками.

С этого места он увидел то, чего никогда прежде не замечал. От такого открытия у него перехватило горло и засосало под ложечкой.

Эва искала взглядом вовсе не кресло. Она глядела на белый шкаф.

47

Джербер открыл обе створки белого шкафа и заглянул внутрь. Перед ним – только платьица, развешенные в ряд.

– Там ничего нет, – вполголоса подтвердила Майя из-за его спины. – Я все время достаю оттуда одежду Эвы и вешаю обратно, если бы там было что-то необычное, я бы заметила.

Но Джербер не верил ей. Девочка продолжала смотреть именно в этом направлении.

Тогда он сдвинул вешалки и, держа в руке свечу, осмотрел шкаф изнутри. Прощупал все поверхности, даже в верхней части. Потом опустил взгляд. Из нижнего угла торчал кусок черного кабеля. Джербер встал на колени, нагнулся, чтобы лучше его разглядеть. Кабель обрезали: наружу торчали медные проволочки.

– Для чего это? – спросила Майя.

Уверенный, что она знает ответ, психолог вопрос проигнорировал. Наверное, до недавнего времени в глубине шкафа скрывали маленький усилитель звука, соединенный с генератором частот. Скорее всего, металлическую или деревянную коробочку, почти незаметную. Джербер не сомневался – голос, подсказывавший Эве, что говорить или делать, исходил из прибора, подсоединенного к этому черному кабелю. И он звучал на частотах, которые ухо взрослого не воспринимает, точно как ему объясняли синьор Ф. и синьор Р.

Вот почему, общаясь с воображаемым другом, девочка всегда поворачивалась в одну и ту же сторону.

Но кто-то, возможно заметив, что он вот-вот обнаружит истину, озаботился убрать аппарат.

Проследив, куда ведут провода из шкафа, доктор убедился, что они попросту исчезают в стене.

Между тем Майя не отставала:

– Ты так и не скажешь мне, что происходит?

Джербер развернулся, положил ей руки на плечи, вроде бы беря под защиту, но в то же время удерживая на месте.