В кухню ворвалась Ребекка и протянула Майку свою тетрадку:
— Смотри, папочка! Десять из десяти!
— Молодец! — Майк крепко ее обнял. В его глазах стояли слезы.
Все время, пока мы разговаривали, Том стоял, вцепившись в ноги Майка. Но тут он протянул ручки вверх и начал просить:
— На ручки, папа, на ручки.
Майк подхватил их обоих на руки, прижал к себе и закрыл глаза.
— Мы прогуляемся.
Я кивнула. Обычно с детьми гуляю я, а значит, именно мне приходится засовывать их сопротивляющиеся ручки в рукава курток, насильно натягивать шапочки на их головы и рыться под лестницей в поисках исчезнувших собачьих поводков. А потом я сломя голову несусь за Плюхом, которому не терпится обследовать территорию, а в это время Том пытается вылезти из коляски.
— Где поводки? — спросил Майк.
— Понятия не имею. — Я развернулась и ушла в комнату.
Плюх, обезумевший от радости при виде Майка, вертелся у него под ногами. А Майк, вместо того чтобы хорошенько пнуть пса, не дающего пройти, сел перед ним на корточки, потрепал и сказал:
— Ну что, дружище, как дела? Много кошек съел?
Мне надо было подумать. Когда, наконец, после десятиминутной возни и криков дверь за ними захлопнулась, я села на диван и прижала колени к груди. Вернуться. Он хочет вернуться. Он не ушел к Кейт, между ними все кончено. Она его упустила, потеряла даже ту крупицу власти, которую над ним имела. Насколько,
Но он выглядел таким разбитым, таким сокрушенным, потерянным. Я почувствовала, что начинаю злиться: он должен был думать об этом раньше. Теперь-то он знает, на что похожа жизнь без семьи, в одиночестве, когда у него есть вся эта свобода, о которой он столько говорил: свобода пить столько, сколько ему хочется; свобода отвечать только за собственные поступки; свобода, избавившая его от необходимости постоянно и неусыпно заботиться о маленьких детях! Он вкусил запретного плода, и вкус его оказался горек. «Вот пусть сам теперь и разбирается! — думала я, поглаживая теплую обивку дивана. — Пусть!» Но за собой я оставлю право судить его. Впервые с нашей свадьбы наша судьба была в моих руках. Только я не знала… я не знала, какой дорогой пойти. Все мысли вытеснила одна: «Мне нужно
Они вернулись с раскрасневшимися от ветра и мороза лицами. Майк зашел ко мне в комнату и сказал:
— Хочешь кофе? Я приготовлю детям поесть.
— Спасибо. А можно мне бутерброд? — крикнула я, когда он уже вышел из комнаты.
В дверь просунулась голова Майка. На его лице была слабая улыбка, тень его прежних улыбок:
— Эй, не требуй слишком многого. Довольствуйся тем, что дают!
Ушел Майк вечером, очень неохотно. Он остался до того времени, когда детям пора было ложиться спать. Он вымыл их и уложил в кровати. Я сидела на кухне и читала газету.
— Я ухожу.
— Пока, — сказала я и перевернула страницу.
— И
Этим утром мы с Джилл пошли гулять на холм, который возвышался за нашим домом. Том сидел в сумке-кенгуру у меня за спиной, собаки носились вокруг, разбрасывая лежавшие на земле листья.
— Я сказала, что подумаю об этом. Как минимум неделю.
— И что ты думаешь?
— Не знаю, — я чувствовала себя несчастной. — Не могу решить. Я хочу его видеть, но каждый раз, когда мы встречаемся, единственное, чего мне хочется, — со всей силы его ударить. Я не знаю, смогу ли я жить с ним опять. Мы как два незнакомца, которые осторожно ходят вокруг друг друга и присматриваются. Нам нужно все начинать сначала, но я не уверена, что у меня есть силы, чтобы снова ему доверять.
— Постарайся.
Это прозвучало так неожиданно, что я резко повернулась к ней. Тому это не понравилось: он вскрикнул и вцепился мне в волосы.
— Что? Это ведь ты говорила, что лучшим выходом было бы его убить!
— Да. — Она стояла и ковыряла землю носком своего сапога. — Но кто, если не Майк?
— Вот спасибо! — я рассмеялась. — Отличная причина. Позволить Майку вернуться только потому, что есть вероятность, что я больше никого не встречу! Чудесно! Совет типичной феминистки.
— Нет. Но дети… я все время думаю, что будет с Сьюзи и Дейзи, если я уйду от Пита… Понимаешь, от него, конечно, толку мало, но он их отец… и они его любят… Если я уйду, это может разрушить их жизни.