Дом падших ангелов

Старший Ангел был в курсе, как проходят субботы его младшего братишки: с утра мультики, римейк «Трех балбесов», потом плотный пацанский завтрак – холодные спагетти или сэндвичи с фасолью – под шоколадное молоко и комиксы. Или журнал «Знаменитые киномонстры». От монстров он фанател. В той семье, что досталась ему, такого не одобряли. Дон Антонио неохотно покупал ему иногда журнал в лавке, но потом долго еще изводил колкостями. Младшему Ангелу было плевать, все его мысли занимали Кинг-Конг и Рептиликус, Человек-волк и Кинг Гидора. Журналы с монстрами приводили мать Младшего Ангела в еще большее отчаяние, чем комиксы с Суперменом и журнал Mad[47].

А после ланча – «Дикая природа» по NBC. А потом – рестлинг. Старший Ангел участвовал в этом ритуале раза три, но запомнил навсегда. Истовое упрямство своего маленького брата, настаивавшего, чтобы все происходило именно в такой последовательности, без перебоев. Потешные рестлеры всех оттенков от белого до черного катались по рингу: Класси Фредди Бласси, Педро Моралес, Разрушитель, Бобо Бразильеро. Младший Ангел как будто считал их всех своими приятелями.

В три часа на Десятом канале появлялась Муна Лиза – сериал «Театр научной фантастики». Она прохаживалась в дешевых декорациях, изображавших Луну, обряженная в обтягивающие платья в стиле Мортиши Аддамс. Старшего Ангела она заводила. А Младший, похоже, не обращал внимания на ее прелести. У него дыхание перехватывало от «Они!» и «Мозг с планеты Ароус»[48].

Младший Ангел стал для Старшего исследовательским проектом. Он никогда прежде не видел со стороны собственного одиночества. Много лет спустя Младший Ангел наконец понял это, когда брат выкрикивал свои шутливые вызовы на ринг.

Они даже перебрасывались словечками, подхваченными у Дика Лейна с Лос-Анджелесского канала, сквозь помехи и белый шум комнатной антенны. «Тпру, Нелли!» – восклицал Лейн, когда Разрушитель загонял Бласси в угол ринга и тот, рухнув на колени, молил о пощаде.

И порой, когда Старший Ангел вызывал его, Младший откликался: «Тпру, Нелли!»

А семья недоуменно таращилась.

* * *

В прокатной конторе «Доллар» нашлась всего одна машина, «форд краун виктория». Черный. В своих фантазиях Младший Ангел представлял себя за рулем чего-нибудь более эффектного. Кабриолет «мустанг GT500», к примеру. Или «додж челленджер». Что-нибудь не меньше 700 лошадиных сил. У малыша дела в порядке. Чистый дьявол.

Сначала он взбеленился и не захотел брать эту ископаемую полицейскую тачку, машину для стариканов, приглашающих своих партнеров по гольфу на бранч в Ла Хойе. Но в итоге решил, что будет даже забавно, и согласился. В багажнике поместилось бы с десяток баулов. Когда он забросил туда свой чемоданчик, тот словно робко съежился в углу. Сумка-мессенджер отправилась на заднее сиденье, а сам он устроился впереди. Профессор Младший Ангел, с портфелем, набитым записными книжками и стихами Уильяма Стаффорда. И плевать на десять статей, ждущих правки.

Пришла пора валить на юг. Настало уже время поразмышлять, выработать стратегию. Доктор Слишком Много Думаю вернулся.

Порой, когда Старший Ангел бывал в одном из своих настроений, он называл Младшего не по имени. «Американец». Какого черта. Это что, оскорбление? Но было в этом нечто неуловимо обидное. Особенно от республиканца. Ну, он предпочитал считать Старшего Ангела республиканцем. Тогда почему не сказать просто «Либерал»? Из-за этого произошла их единственная драка. Один раз. До разбитых в кровь губ.

Какое это имеет отношение к сегодняшнему дню?

В машине было просторно и мягко. Как будто сидишь за рулем целого дома 1979 года выпуска. Пахнет сигаретным дымом – напомнило об отце. Младший Ангел развернулся и вырвался на шоссе I-5, как облачко, гонимое штормом. Время в запасе еще есть, и он решил предпринять небольшую вылазку к северу. Много лет здесь не бывал, но родной город не забудешь. Даже если кажется, что приезжаешь домой только на похороны.

Он мог бы повернуть налево и двинуться по Клермонт-драйв в свой старый район. Полюбоваться своим опаленным солнцем домом на одной из тематически-индейских улиц над Мишн-Бэй. Авеню Могикан. Он знал, что маминых джунглей из суккулентов и бамбука, герани и денежного дерева больше нет. Сад обратился в прах задолго до засухи. И двор перед домом, и задний двор – голая земля Сан-Диего, на подъездной дорожке болтается грязный японский пикап, на газоне – «ски-ду»[49]. Над гаражной дверью торчит помятое баскетбольное кольцо. Тут живут люди, с которыми он никогда не встречался.

Его старая «готическая» любовь, Люсия, по-прежнему живет на авеню Апачей. Уже бабушка. Он почти ощутил аромат сандала, исходивший от ее бедер.

* * *