— Постой, — перебил ее Иван, — ты вот что скажи: ночью никакого шума под окнами не слыхала? Ни криков, ни рычанья?
— Не слыхала, Иван.
— А Бант ваш, кобель-то, где был?
— Кто его знает. Может, бегал где.
— Уходит по ночам?
— Не знаю, милый. У меня без собаки хлопот хоть отбавляй.
— Ну ладно, бабушка, ты иди, — устало сказал Иван, — а я Николая встречу, и решим, как быть.
Горестно вздыхая и разговаривая сама с собой, бабка Маланья пошла в поселок, а Иван опустился на ступеньку. Глядеть на козу он не пошел. Ничего нового он там не увидит. И так все было теперь ясно. Тайгун его пакостит, рвет скотину. Но раз собаки ходят по поселку стаей, а Тайгун у них вроде вожака, то, конечно же, он один на это не пойдет, были с ним и другие собаки. Колькин Бант отчего-то не слыхал, как рвали хозяйскую козу, значит, и он был в этой стае и свою долю тоже взял. Он у Кольки не промах, от других не отстанет. В общем, стая орудует в поселке, тут и гадать не надо. Вот ведь как обернулось: люди на зверя грешат, а это оказались собаки. Хозяева спят, сны видят, а их собаки шарят по поселку и по поскотине — только шум стоит. Эти зверовые лайки хоть марала затравят, хоть лося, чего уж говорить о каком-то бычке или бабкиной козе. В стае собаки хуже волков, потому что знают людей и поселок, от них не убережешься.
Одним махом рушился осенний промысел Ивана! Вот какая беда пряталась за углом его дома. Ведь яснее ясного, что Тайгуна придется куда-то девать, такую собаку в поселке держать нельзя. А как он в тайге обойдется без собаки? По снегу, с капканами еще поработает, а чернотроп, самое начало сезона, считай, пропало. Как тут ни горюй, как ни жалей, а раз кобель отведал свежих внутренностей да остался безнаказанным, от этого его можно отучить одной лишь пулей, ничем больше. Сплавить бы его на время в другую деревню, пока шум пройдет, а к осени взять назад. Да кому его отдашь? Кто возьмет? Оставлять дома — нельзя. Люди скоро узнают правду, ее в землю вместе с бычком не закопаешь, правда обязательно наружу выйдет. И тогда кобелю — конец. Сам не застрелишь, другие застрелят.
И тут Иван вспомнил: Алексею надо предложить Тайгуна, Алексею, брату жены, вот кому! Брат у нее товаровед в райпотребсоюзе, живет богато, вот и примеривался взять себе охранщика во двор. В прошлом году он приезжал к Машатиным и все на кобеля посматривал. Еще и намекнул: мне бы, дескать, такого.
— Тоня, — негромко позвал Иван, — я вот думаю, что зря тот раз твоему брату Тайгуна не уступил. Надо было отдать хоть на время. Пусть бы подержал.
— А чего вдруг ты об этом заговорил? — насторожилась Антонина, оглядывая ступеньку, чтобы сесть рядом, но боялась испачкать плащ, и Иван подстелил свой пиджак.
— Да одна морока с ним. Не жрет ничего, по ночам шастает. Конечно, если надумаем переезжать, то без рабочей собаки…
— Куда ты переедешь? — перебила жена. — Ведь договорились, кажется. Молчал бы. Переедет он.
— Ну тогда давай отдадим. Ты позвони Алексею, чтоб приехал да забрал. До осени.
— Позвоню, — пообещала Антонина, с подозрительностью вглядываясь в хмурое мужнино лицо. — Не пойму только, с чего ты вдруг расщедрился? Даже как-то странно.
— Ты же сама говорила: надоела собака.
— А ты и послушался? Удивительно. А как же промысел? Нет, Ваня, ты от меня что-то скрываешь.
— Да ничего особенного…
— Как это ничего особенного. Я же по тебе вижу. Ну говори.
Высказывать жене все свои догадки пока не хотелось, но если уж Антонина что-то заподозрила, то не отступится, пока не выведает всю подноготную.
— Неприятность большая, Тоня, — сказал Иван со вздохом. — Скотину-то знаешь кто режет?
— Кто? — шепотом выдохнула жена, заранее пугаясь.
— Наш кобель.
— Наш кобель? — повторила Антонина вслед за мужем и растерянно замолчала, наморщив лоб, с трудом постигая смысл услышанного. — Тайгун, что ли? — поискала глазами собаку, словно хотела убедиться воочию, но того давно след простыл.
— Не один, конечно, режет. С другими собаками, но от этого не легче. Верховодит он над ними. Вожак, понимаешь?
— Во-он как, — протянула жена. — То-то, гляжу, ты расщедрился.
— Поневоле расщедришься. Вот и хочу отдать Тайгуна до промысла, а то он тут натворит — за год не рассчитаешься. Ты вот что: будешь звонить Алексею, об этом пока не говори. Не надо.
К Николаю Овсянникову Иван пришел на работу, когда тот закончил инструктаж и, даже не глянув на егеря, пошел к выходу, Иван догнал его, придержал осторожненько за рукав.
— Постой, Николай, дело есть.
— Ну? — Тот выжидательно выгнул бровь, досадливо поморщился.
— Мать твоя утром ко мне прибегала. Говорит, козу у вас задрали. Так что надо поговорить.
— Как задрали? — строго удивился бригадир. — Мы ее на поскотину не выгоняли. Она возле дома паслась.
— Возле дома и задрали.
— Это уже становится интересно, — проговорил Овсянников, глядя на Ивана с высоты своего роста. — Можно сказать, смешно.
— Смешнее некуда, — поддакнул Иван.
— Егеря, понимаешь, держим, а толку нет.
— Толк есть, Николай. Егерь узнал, кто скотину давит.
— Ну и кто же?
Иван не стал больше играть в прятки.
— Собаки.