Дом под горой

— В этом есть зерно истины, — очень живо откликнулся тот. — Но не удивляйся и не осуждай меня. Я, вероятно, знаю люден лучше, чем ты, и, во всяком случае, лучше них, — он показал на Илию, — знаю людей и не верю в их добродетели. Все они себялюбцы, как и я сам, и враги всего того, что враждебно их себялюбию. Поэтому, сокол мои, — уже серьезно продолжал Зандоме, — в чистоту ваших стараний, в ваше бескорыстие я верю, но не верю в успех ваших трудов. Вряд ли вы сумеете что-нибудь сделать. И не потому, что, как я вижу, вы даже еще не уяснили себе, как и с чего начинать, а потому, что воздвигнутся против вас, подобно крепостным стенам, все эгоисты. Не удивляйтесь им — они тучнеют в нынешних обстоятельствах неустроенности и разброда. Но, что более странно, против вас в конце концов взбунтуется и тот, кого вы хотите спасти: народ. Он не поймет вас, не поверит вам и восстанет против вас. Ну вот, я вас предостерег, должны же вы знать, что вас ждет.

— Это мы и так знаем. Всякое доброе дело рождает противодействие, — торжественно изрек шьор Илия.

— Да, и если хочешь сломить его, нужно действовать, необходимы усилия, труд и стойкость. А этого-то я у вас и не нахожу. Шьор Илия не боец, а Нико Дубчич — человек пылкий, резкий, нет у него ни выдержки, ни хладнокровия.

— Себя ты, разумеется, не считаешь, — с горечью бросил Нико. — Ты уклоняешься — ты, у которого всего найдется понемножку: рассудительности, упорства и выдержки, то есть всего того, чего не хватает нам обоим.

— Да, себя я пока не считаю.

Шьор Илия опустил голову. Его опечалило, что этот человек не с ними, хотя еще вообще неизвестно было, что они предпримут.

— Дело в том, что я рассчитываю несколько иначе, чем вы, — невозмутимо продолжал Зандоме. — Ты, без сомнения, задумал основать какое-то учреждение взаимной помощи, о чем сейчас много говорят и пишут. А я очень опасаюсь таких предприятий. Нет у нас подходящих людей ни для того, чтоб их организовать, ни для руководства ими. Если ты имеешь в виду Винарскую Задругу[54] или что-то в этом роде, то я такого установления боюсь. Если в этих Задругах нет деятельных, самоотверженных руководителей, то все они плохо кончат. Вино выпьют или просто разольют, и конец Задруге. Так что не удивляйся, что я не лечу на этот огонек. У меня начато достаточно своих дел, которые я должен вести осмотрительно, с энергией и упорством. От них зависит существование мое и моей семьи. Я не имею права забрасывать эти дела ради неверных, но проверенных экспериментов. Этак и без гроша остаться можно — что тогда будет с моим семейством, которое, слава богу, регулярно разрастается и требует чем дальше, тем больше хлеба?

— Стало быть, по-твоему, каждый за себя? — воскликнул Нико.

— Думаю, это — самая верная, если не единственная гарантия прогресса. Усилится, окрепнет отдельный человек — укрепится и общество. Как наберется побольше нас, самостоятельных, зажиточных, легко станет заводить кредитные и промысловые объединения. Дух предприимчивости возникнет сам собой, по необходимости. Кто тебе сегодня всадит свои гроши в неверное предприятие, когда он спокойно может жить с тучных процентов? Ни в Чехии, ни в Германии тоже не было бы таких объединений, если б тамошние богачи могли извлекать такую прибыль, как наши…

— Я того же мнения, — вмешался шьор Илия. — Мы еще не созрели. Народ надо поднимать духовно: пускай сохраняет свою чистоту и закаляется для борьбы.

Зандоме опять усмехнулся.

— В вашу великую и славную борьбу я тоже не верю, — сказал он в обычной для себя насмешливой манере. — Нам и для нее не хватит упорства. Движение иллирийцев было отлично подготовлено, им отлично руководили — и что же последовало? Всегда после великих порывов и подъемов является долгий, бесконечный период усталости, и все замирает. Замирание это поглощает все, чего добились во время подъема! Но оставим крупные движения, давайте рассуждать о наших малых, местных. Мы и до них-то еще не доросли. Как выборы — невероятное оживление, шум, крик, все к чему-то готовятся — а чем кончается? Обещаниями, цитатами из речей, и все опять замирает. Нет, с таким человеческим материалом нельзя идти в бой! Я, по крайней мере, отказываюсь. Не люблю браться за дело, которое неизбежно кончится конфузом.

— Значит, нам и дальше так прозябать? — вскричал Нико.