— Говорят, в такую пору нельзя виноградник трогать, только я-то думаю, всегда он должен быть под присмотром хозяина, скажем, как жена под присмотром мужа… Коли не что другое, так хоть траву выполешь — трава, она солнце у винограда отнимает и влагу, и болезни через нее приходят. А виноград и рад, когда его солнышку откроешь.
— Сам-то ты как живешь?
— Теперь хорошо, спасибо господу и вам. Только похвалить могу свое житье, хотя бы и хуже было. Никогда я и думать не смел, что когда-нибудь так заживем…
В глазах Андрии отражается безграничная любовь и доверчивость — так бы дитя смотрело на мать. Всякий раз, как встречает Андрия госпожу, смотрит на нее таким вот взглядом, перед которым она, будто в смущении, опускает глаза.
Прошло не так много лет, как Андрия вернулся из Америки — и вернулся с пустыми руками. Долги давно поглотили его дом и поле, жена с шестерыми детьми перебивалась с хлеба на воду. Когда вернулся муж, она тяжко занемогла, еле выкарабкалась за целых шесть месяцев. Андрия уж и не знал, куда деваться: хуже нищего был. Нищий хоть милостыню может просить, а Андрия, молодой, здоровый, стыдился жить подаянием — и на заработки не мог уйти от больной жены. Семья жила в полуразвалившейся хижине, в нее и ветер задувал, и дождь проникал. Казалось, всем им предстояло погибнуть.
И тут, с обычной своей энергией, вмешалась шьора Анзуля. Как следует пробрала Андрию, зачем так легкомысленно дом покинул, к жене его прислала доктора и велела больную со всеми детишками переселить в домик, принадлежавший Дубчичам. После этого семье регулярно доставлялся прошек, похлебка и молоко. И наконец приняла Анзуля этого искателя приключений в число своих арендаторов, дала ему землю и немного денег — до первого урожая. Сегодня Андрия обеспечен не хуже любого другого тежака. Долги уплатил и живет спокойно. Не удивительно, что смотрит он на госпожу благодарным взглядом.
Анзуля вошла на его участок, прекрасно ухоженный; с удовольствием осматривает она лозы, здоровые, сильные, обсыпанные гроздьями, и грядки, на которых — ни стебелька травы.
— Хороший урожай снимешь, Андрия, — похвалила она, — да ты и заслужил: честно работал, как добрый тежак.
— О, тут легко быть тежаком! — воскликнул Андрия. — Земля родит, даже если пальцем не шевельнешь.
— Ну нет, — засмеялась госпожа. — Рук не приложишь — в рот куска не положишь. И не советую я тебе полагаться на землю: она труда требует.
— Другие тоже трудятся, а толку мало. Нет, тут требуется божье благословение; а оно почиет на земле и на всем, что есть у вас, на всех ваших делах. Я бы согласился работать у вас даже на голом камне: даже камни родили бы!
— Ну, ну… Все-то ты, Андрия, одну и ту же песню заводишь.
— И буду заводить, пока душа в теле. Я-то лучше всех знаю — кабы не вы, не было б на этом свете ни меня, ни моих…
Голос его дрогнул, на глаза навернулись слезы.
Госпожа отвернулась и без слова, тоже глубоко растроганная, села на Галешу.
Андрия поправил стремена и, когда Галеша двинулся, крикнул вслед:
— Так что, госпожа, богу будем за вас молиться!
— Спасибо, Андрия, молитва никогда не лишняя, а коли от сердца идет, так и до неба долетает…
И блаженное тепло разлилось у нее на душе — зажглась в ней заря надежды, разогнала тучи сомнений. Что там — не вечна сегодняшняя печаль! Побудет, помучит, да и опять все устроится. Неисповедимы пути господни, загадочны, непостижимы: кто угадает сегодня, к какой цели направлены они? «Нет, нельзя мне уходить, нельзя сдаваться — надо выдержать, не предаваться отчаянию, твердо уповать… А суждено тебе крест нести — и крест прими, неси терпеливо…»
Вот Андрия: думал ли он, что когда-нибудь еще на ноги встанет? Да еще как встанет-то: крепкий, свободный тежак он теперь. Бог вырвал его из погибели, ее руками поднял, утешил. «Нет, не отрекусь! — уже твердо решает Анзуля. — Выдержу, что бы ни было. Нужно — и жертву принесу. Мой урок еще не выполнен: обязана я направить сына на верный путь. А то, что кровь его смешается с тежацкой, — что ж, все равно он моя кровь! Отчего же и не пожертвовать, коли надо? Разве все должно делаться по-нашему?»
Приятны Анзуле ее новые мысли, совершенно противоположные тем, ночным, когда металась она в своей постели. Галеша вошел в дубовую рощу, степенно ступает по тропинке — ему тоже приятно хоть ненадолго укрыться в тени. А госпожа знать не знает, где она, — так глубоко погрузилась в эти новые, благородные, добрые думы. Нежность проснулась в ее душе, словно приходится она матерью не только сыну своему, но и всем, кто с надеждой обращает к ней взор. И чувство это приятно ей, много в нем сладости. Хотя есть и немножко скорбного — ведь требуется от нее жертва…