Дом под горой

— Мы дали друг другу слово. Я была молода. А что после сталось, вы лучше меня знаете. И разве я виновата, что отпал он от моего сердца? Сколько я мучилась!

В голосе ее звенят слезы.

— Дорогая, дорогая моя… — Нико гладит ее по голове. — Но он совсем отпал, навсегда?

Вместо ответа Катица прижалась к нему, как бы ища у него защиты.

— Будто я соблазнил тебя богатством, золотом приманил… Какая глупость! Словно любовь можно купить… — Нико говорит скорее для себя, он хочет прогнать сомнение, укрепить свою веру. — Какое подлое подозрение, какая низость! — вскипает он. — Но ты не бойся, любимая, не бойся! Я с ним посчитаюсь. Заставлю забыть тебя!

Катица чует угрозу в этих словах, видит — готовы столкнуться две силы, и одна из них будет сломлена. Судорожно вцепилась она в плечо Нико:

— Ох, не надо, не надо!

— Ты не бойся: с тобой ничего не случится. Ни один волосок не упадет с твоей головы. Но покончить с этим как-то надо. Так не может продолжаться.

— Я буду жить в вечной тревоге! Не трогайте вы его, оставьте с миром! Он злой, ни на что не посмотрит!

Нико не отвечает, глядит в пространство, словно о чем-то раздумывает. А Катица еле жива от страху. Предчувствует — что-то неизбежно случится, быть может, беда — или насмешки… Станут ей косточки перемывать, насмехаться…

Нико ушел по видимости спокойный, без гнева, а Катица побрела в свою каморку со стесненным сердцем. Страшит ее что-то неведомое, огромное… А заснула — явилась ей во сне гордая фигура Пашко, с поднятой головой — и окровавленная. Катица проснулась в холодном поту. Так силен был ее ужас, что не осталось в душе места для мыслей о Нико. И еще раз, под утро, пригрезился ей окровавленный Пашко: стоит перед ней, смотрит на нее своим смелым взглядом, с тем особенным блеском, с каким смотрел когда-то… Хочет Катица прогнать это видение, зовет на помощь своего Нико, но образ Нико бледен, неясен, расплывается во мраке…

Что предпринять? Кто ей поможет?

И подумала Катица, что лучше всего будет рассказать о своей тревоге шьору Зандоме. «Насмешник, правда, и так неприлично смотрит на женщин, но — все же…» Все время возвращалась мысль Катицы к Зандоме. Он все поймет, сразу найдет выход, не станет ни упрекать, ни сердиться, ни ругаться. А что важнее всего — когда надо, он умеет молчать. Ведь для Катицы главное, чтоб разговоры не пошли… И еще — Зандоме с Нико друзья. Нико ценит его слово, а может, послушается его и Пашко, хоть и упрям, как мул…

К Зандоме Катица отправилась прямо с утра. Нашла его в подвале, залепленного виноградным соком, среди влахов. У Зандоме виноград давят на двух прессах: своих виноградников у него немного, зато много ему приносят люди в счет долга. Здесь тоже целыми вереницами тянутся влашки с ушатами на голове, только все они — молодые и пригожие. «Платить-то все равно им надо, — считает Зандоме, — так лучше я заплачу красивой, чем безобразной; таков уж мой обычай!»

— А, Претурша! — приятно удивленный, вскричал Зандоме. — С чем пришла, звезда востока?

— Поговорить с вами надо…

— Да ну? Тогда пойдем в контору, — весело согласился Зандоме.

Работники многозначительно переглянулись. Но одна влашка ухмыльнулась лукаво. Когда хозяин вышел, работник, переливающий сок из ушатов в бочки, сказал:

— Право, такой как раз место в его конторе!

— Сгори он вместе с конторой! — буркнула одна из работниц.

Все захохотали.

Зандоме ввел Катицу в комнату на первом этаже. Здесь — касса, письменный стол, два-три кресла и канапе. Затворив дверь, он уселся в кресло и устремил на Катицу живой, любопытный взгляд, который девушка, занятая своими тревогами, почти не заметила. А Зандоме, скользнув взглядом по ее овальному лицу с легким румянцем, с удовольствием задержался на ее глазах под длинными черными ресницами; в этих глазах застыло выражение задумчивости или, вернее, какой-то неуверенности. Зандоме восхищается ее свежей красотой, от которой словно светлее стало в конторе, ее ладной фигуркой и грациозными движениями. Вместе с тем есть в девушке что-то такое, что не позволяет ему приблизиться к ней, как он, быть может, имел обыкновение приближаться к другим своим посетительницам.

«Спору нет — красива, очаровательна, — выносит Зандоме свое суждение. — Прощаю Нико! Люди и поумнее его теряли голову перед меньшей красотой. Какое лицо! Как только родилось такое существо в крестьянском доме!»

— Хочу я вас попросить об одной вещи, — смущенным голосом заговорила Катица.

— Попросить? Скорее приказать! Пожалуйста, я слушаю. Да, да, слушаю… — рассеянно пробормотал он, и глаза его загорелись. — Только сядь сперва, роза Грабовика!

— Ах, что это вы! — отмахнулась Катица от комплимента. — Знали бы вы, какая у меня забота… Вы ведь не знаете, что происходит между шьором Нико и Пашко Бобицей!

— Гм… Всего не знаю, но догадываюсь. Догадаться нетрудно!