Читаем Дом под номером 14 (СИ) полностью

Гермиона была Гермионой — никто и никогда бы не смог понять, что именно происходило в этой слегка лохматой, заумной голове. Так же как и никто никогда бы не смог вывести на чистую воду Драко. И даже я… почему говорю «даже»? Да ведь я знала их лучше всех! Даже я не могла определить, что конкретно происходило с ними этим летом.

Впрочем, не стоит забегать вперед.

Гермиона и Драко перекинулись парой слов, затем она направилась в кухню, махнув ему рукой, чтобы следовал за ней. Секунд десять-двадцать он оставался на месте, будто показывая, что не намерен торопиться. Поднялся лениво, прошел на кухню, изображая полное равнодушие, презрительно глянул на кота, который бросился ему в ноги, надеясь заполучить порцию ласки, скривил губы, сложил руки на груди, приподнял бровь — всё это было настолько знакомо, почти близко: родные детали далекого и чужого Драко Малфоя. Я на секунду подумала, что он специально примеряет эту маску, вспоминает свой старый образ, чтобы повернуть все вспять и вернуть на круги своя.

Но, знаете, у него не вышло.

Когда бело-серый взор, выражающий ледяное спокойствие и безразличие, пал на дракона, занявшего свое место в коробке, где уже лежала открытка, а через мгновение переметнулся на Гермиону, расположившуюся возле подоконника спиной к окну — расслабленной спиной, с опущенными плечами и отсутствием малейшего намека на напряжение, словно Грейнджер забыла про волнение, нервы и беспокойство, пустив все на самотек, — Драко оторопел.

Тогда-то я и поняла, какой была последняя строчка в открытке.

«С днем рождения, — нет, скорее всего, не «Драко», — Малфой».

Гермиона застенчиво улыбнулась — забудьте, я ведь не видела ее лица, — и шагнула вперед, наверное, говоря что-то.

Вряд ли это были пожелания и поздравления — у меня отчего-то возникло подозрение, что она оправдывалась за эту маленькую слабость. Она ведь подарила ему игрушку — о чем речь?

Правда, это была очень хорошая игрушка и, пожалуй, прекрасный подарок для Малфоя — даже с моей точки зрения такой серебристый дракон подходил Драко по многим параметрам, и ведь это не учитывая всего того, что знала о нем сама Гермиона. Думаю, ему понравилось.

Однако я не успела стать наблюдателем восторга и восхищения, благодарностей и первых полетов, если все это вообще имело место, — отец заглянул в комнату и, не дав ни единого шанса его остановить, увел из комнаты — помогать со срочными, неотложными, невероятно важными делами, которые, конечно же, непременно требовали моего участия.

Когда я наконец смогла вернуться к себе, в доме я застала лишь Гермиону — Драко уже стоял на пороге, говоря последние слова и готовясь уйти с нашей улицы привычным маршрутом. Я и моргнуть не успела, как он пересек двор и ступил на тротуар.

А через секунду Гермиона выбежала за ним, хлопнув калиткой.

— Малфой, — окликнула она.

Он остановился и медленно развернулся.

— Да?

Она замялась.

Боже, да я стопроцентно уверена, что она хотела сказать что-то важное, что-то значащее для них обоих, в конце концов, что-то интересное для меня!

— Драконифорс, — торопливо произнесла она и кивнула, словно ее слова требовали какого-то подтверждения. — Не забудь.

Он кивнул в ответ, и уголки его губ дрогнули.

— Ты здесь не самая умная, Грейнджер, — мягко пожурил он, словно она просила запомнить его очевидные вещи.

Да что такое это чертово «драконифорс»?! Я устала чувствовать себя глупой и недоразвитой.

Между тем Гермиона нахмурилась, вскинула руки, сложив их на груди, и, кажется, собиралась было злобно огрызнуться, но Малфой опередил ее:

— Я запомнил, — он снова кивнул — складывалось впечатление, что это был единственный мало-мальски приличный жест, на который они оба были способны. — Честное слизеринское.

Лицо Гермионы внезапно озарилось, и она рассмеялась.

Улыбка не сходила с ее лица, пока она следила за Малфоем, который прошел по нашей улице и скрылся за поворотом.

Может, «драконифорс» — это имя того дракона?

Хотя Гермиона почти стара, чтобы давать имена детским игрушкам.

***

В окне второго этажа мелькнул яркий бело-голубой огонек. В комнате было темно, снаружи тем более, но этот отблеск отчетливо виднелся на стекле. Я подумала, что это отражение луны, но тогда была неделя ближе к новолунию — на небе светила лишь тонкая дуга. Такой серпик уж точно не мог сиять так ярко.

Кроме того, огонек двигался.

Яркое пятно скользнуло по окнам второго этажа, как будто кто-то внутри нес в руках светлячка, и спустилось по лестнице. Я видела его сначала в маленьком оконце наверху, а спустя пару секунд сияние охватило кухню, мягко проступили очертания холодильника, обеденного стола, пары стульев… и вновь все скрылось под темным покрывалом ночи.

Было около трех, как мне кажется. Может, ближе к половине четвертого.

В любом случае всем приличным, ничего не замышляющим людям давно пора было спать и вставать еще было рано. Но я все равно не разочаровалась в Гермионе, когда в гостиной зажегся верхний свет, и я увидела ее, застывшую посреди комнаты.

В руке эта вечная дурацкая ветка: Гермиона что-то прошептала, и на конце погасла та самая искра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
«Рим». Мир сериала
«Рим». Мир сериала

«Рим» – один из самых масштабных и дорогих сериалов в истории. Он объединил в себе беспрецедентное внимание к деталям, быту и культуре изображаемого мира, захватывающие интриги и ярких персонажей. Увлекательный рассказ охватывает наиболее важные эпизоды римской истории: войну Цезаря с Помпеем, правление Цезаря, противостояние Марка Антония и Октавиана. Что же интересного и нового может узнать зритель об истории Римской республики, посмотрев этот сериал? Разбираются известный историк-медиевист Клим Жуков и Дмитрий Goblin Пучков. «Путеводитель по миру сериала "Рим" охватывает античную историю с 52 года до нашей эры и далее. Все, что смогло объять художественное полотно, постарались объять и мы: политическую историю, особенности экономики, военное дело, язык, имена, летосчисление, архитектуру. Диалог оказался ужасно увлекательным. Что может быть лучше, чем следить за "исторической историей", поправляя "историю киношную"?»

Дмитрий Юрьевич Пучков , Клим Александрович Жуков

Кино / Исторические приключения / Прочее / Культура и искусство / Публицистика