Гермиона была Гермионой — никто и никогда бы не смог понять, что именно происходило в этой слегка лохматой, заумной голове. Так же как и никто никогда бы не смог вывести на чистую воду Драко. И даже я… почему говорю «даже»? Да ведь я знала их лучше всех! Даже я не могла определить, что конкретно происходило с ними этим летом.
Впрочем, не стоит забегать вперед.
Гермиона и Драко перекинулись парой слов, затем она направилась в кухню, махнув ему рукой, чтобы следовал за ней. Секунд десять-двадцать он оставался на месте, будто показывая, что не намерен торопиться. Поднялся лениво, прошел на кухню, изображая полное равнодушие, презрительно глянул на кота, который бросился ему в ноги, надеясь заполучить порцию ласки, скривил губы, сложил руки на груди, приподнял бровь — всё это было настолько знакомо, почти близко: родные детали далекого и чужого Драко Малфоя. Я на секунду подумала, что он специально примеряет эту маску, вспоминает свой старый образ, чтобы повернуть все вспять и вернуть на круги своя.
Но, знаете, у него не вышло.
Когда бело-серый взор, выражающий ледяное спокойствие и безразличие, пал на дракона, занявшего свое место в коробке, где уже лежала открытка, а через мгновение переметнулся на Гермиону, расположившуюся возле подоконника спиной к окну — расслабленной спиной, с опущенными плечами и отсутствием малейшего намека на напряжение, словно Грейнджер забыла про волнение, нервы и беспокойство, пустив все на самотек, — Драко оторопел.
Тогда-то я и поняла, какой была последняя строчка в открытке.
«С днем рождения, — нет, скорее всего, не «Драко», — Малфой».
Гермиона застенчиво улыбнулась — забудьте, я ведь не видела ее лица, — и шагнула вперед, наверное, говоря что-то.
Вряд ли это были пожелания и поздравления — у меня отчего-то возникло подозрение, что она оправдывалась за эту маленькую слабость. Она ведь подарила ему игрушку — о чем речь?
Правда, это была очень хорошая игрушка и, пожалуй, прекрасный подарок для Малфоя — даже с моей точки зрения такой серебристый дракон подходил Драко по многим параметрам, и ведь это не учитывая всего того, что знала о нем сама Гермиона. Думаю, ему понравилось.
Однако я не успела стать наблюдателем восторга и восхищения, благодарностей и первых полетов, если все это вообще имело место, — отец заглянул в комнату и, не дав ни единого шанса его остановить, увел из комнаты — помогать со срочными, неотложными, невероятно важными делами, которые, конечно же, непременно требовали моего участия.
Когда я наконец смогла вернуться к себе, в доме я застала лишь Гермиону — Драко уже стоял на пороге, говоря последние слова и готовясь уйти с нашей улицы привычным маршрутом. Я и моргнуть не успела, как он пересек двор и ступил на тротуар.
А через секунду Гермиона выбежала за ним, хлопнув калиткой.
— Малфой, — окликнула она.
Он остановился и медленно развернулся.
— Да?
Она замялась.
Боже, да я стопроцентно уверена, что она хотела сказать что-то важное, что-то значащее для них обоих, в конце концов, что-то интересное для меня!
— Драконифорс, — торопливо произнесла она и кивнула, словно ее слова требовали какого-то подтверждения. — Не забудь.
Он кивнул в ответ, и уголки его губ дрогнули.
— Ты здесь не самая умная, Грейнджер, — мягко пожурил он, словно она просила запомнить его очевидные вещи.
Да что такое это чертово «драконифорс»?! Я устала чувствовать себя глупой и недоразвитой.
Между тем Гермиона нахмурилась, вскинула руки, сложив их на груди, и, кажется, собиралась было злобно огрызнуться, но Малфой опередил ее:
— Я запомнил, — он снова кивнул — складывалось впечатление, что это был единственный мало-мальски приличный жест, на который они оба были способны. — Честное слизеринское.
Лицо Гермионы внезапно озарилось, и она рассмеялась.
Улыбка не сходила с ее лица, пока она следила за Малфоем, который прошел по нашей улице и скрылся за поворотом.
Может, «драконифорс» — это имя того дракона?
Хотя Гермиона почти стара, чтобы давать имена детским игрушкам.
***
В окне второго этажа мелькнул яркий бело-голубой огонек. В комнате было темно, снаружи тем более, но этот отблеск отчетливо виднелся на стекле. Я подумала, что это отражение луны, но тогда была неделя ближе к новолунию — на небе светила лишь тонкая дуга. Такой серпик уж точно не мог сиять так ярко.
Кроме того, огонек двигался.
Яркое пятно скользнуло по окнам второго этажа, как будто кто-то внутри нес в руках светлячка, и спустилось по лестнице. Я видела его сначала в маленьком оконце наверху, а спустя пару секунд сияние охватило кухню, мягко проступили очертания холодильника, обеденного стола, пары стульев… и вновь все скрылось под темным покрывалом ночи.
Было около трех, как мне кажется. Может, ближе к половине четвертого.
В любом случае всем приличным, ничего не замышляющим людям давно пора было спать и вставать еще было рано. Но я все равно не разочаровалась в Гермионе, когда в гостиной зажегся верхний свет, и я увидела ее, застывшую посреди комнаты.
В руке эта вечная дурацкая ветка: Гермиона что-то прошептала, и на конце погасла та самая искра.