Дом под номером 14 (СИ)

Гермиона показалась на улице спозаранку. Дверь тихонько приоткрылась, будто бы нельзя было будить каких-то обитателей дома, и Гермиона ступила на крыльцо, босая, простоволосая, в летнем сарафане, который, видимо, первым попался под руку. Выглядела она непривычно и немножко противоречиво: с одной стороны, возникало ощущение, что она изрядно поработала, трудилась всю ночь и от этого теперь казалась отчасти измученной, но вместе с тем передо мной предстал хорошо отдохнувший человек — нет, конечно, не физически, но скорее морально. Ее задумчивая улыбка в первый раз за долгое время не была испорчена морщинками, выступившими на лице.

Когда Гермиона подошла ближе к забору и откинула крышку мусорного бака, я смогла разглядеть в ее руке цепочку, на конце которой болтался медальон. Я попыталась рассмотреть его повнимательней, но, прежде чем Грейнджер безропотно выкинула его, я заметила только одно: вещица, хоть и красивая, была безнадежно испорчена. Кто-то разбил его просто вдребезги.

Наблюдая за Гермионой, я пропустила тот момент, когда дверь распахнулась.

Он стоял на пороге, почти небрежно прислонившись спиной к косяку. Его грудь и, преимущественно, правое плечо были обмотаны белоснежным бинтом, аккуратно подоткнутым и закрепленным. Кроме бинта на нем были только брюки. Я невольно задержала взгляд на его торсе, обвела глазами худощавую фигуру. Малфой был ладно сложен, с крепкими мышцами на руках и животе, но довольно узкой грудной клеткой. Даже с такого расстояния было возможно рассмотреть набор шрамов, украшавших его бесцветную кожу, и увидеть, что дыхание было сбитым, неровным, шипящим, видимо, из-за повязки.

Малфой что-то негромко сказал — Гермиона быстро и нервно развернулась к нему, отшатнувшись при виде всего того же, что видела я. Драко тактично сделал вид, что не заметил этого, и повторил сказанное — она кивнула.

Он медленно, немного неуверенно спустился по лестнице, опираясь здоровой рукой о перила, и сделал шаг по направлению к Гермионе.

Она вздрогнула.

Я думала — почти ждала! — что Гермиона не выдержит, сдастся спустя столько времени и сорвется с места, разворачиваясь и убегая, как можно дальше от четырнадцатого дома и Малфоя. От себя самой. Я видела, как тяжело, как удушающе непросто ей было все эти годы, и сейчас наконец настал тот момент, когда ее поставили перед прямым выбором. Без уверток, задних дверей и запасных выходов.

Малфой стоял напротив: хромой, со сломанной ключицей и подбитым глазом, грубый и острый на язык, невероятно худой для мужчины его лет и болезненно-бледный. Он стоял и ждал. Не пытался сделать шаг вперед, не предпринимал попытки заговорить, а просто молча смотрел, и Гермиона смотрела в ответ.

Смотрела и никуда не уходила.

Мы все понимали, что кому-то из них придется сделать первый шаг. Конечно, я могла бы с криками выбежать во двор и вбить им в голову все те мысли, что не давали мне покоя долгие месяцы, годы, но здесь — в этом месте и в эту минуту — это был полностью их выбор. Осознанный, обдуманный и определенно очень серьезный.

И один из них сделал его первым, хотя я никогда и не разобралась, было ли это моей фантазией или случилось на самом деле.

Гермиона глубоко вздохнула и заметно расслабилась, качнув головой. Я заметила это — заметил и Драко.

Он сдался.

Но сдался не врагу.

Забыв про боль, он пересек то расстояние, что разделяло их, и остановился в одном шаге, втянул воздух и шумно выдохнул, а затем медленно протянул руку к Гермионе, будто боясь спугнуть, и, едва касаясь, провел пальцами по коже. Ее плечи дрогнули, но она не отступила и даже позволила Малфою обнять себя. Он аккуратно обвил рукой ее талию, второй обхватил за плечи и притянул к себе. Склонив голову, Драко легко коснулся губами ее виска, и лишь в ответ на это движение Гермиона встрепенулась, но почти сразу затихла.

Она не плакала — я уверена в этом.

И не заплакала даже тогда, когда Малфой, что-то прошептав, сильнее прижал Гермиону к себе и поднял лицо навстречу солнцу, расположив подбородок прямо на ее макушке.

Мягкий утренний свет озарил улыбку на его лице.

***

Она исчезла, а после вновь появилась через пару дней, но что-то, заметное, возможно, только мне, поменялось в ней. Она бродила по дому, словно в небытие дотрагивалась до предметов, смотрела на кота так, будто видела первый раз, и тяжело вздыхала, отчего у меня складывалось впечатление, что этими вздохами она пытается подавить что-то другое, зарождавшееся глубоко внутри.

Гермиона казалась не просто уставшей, утомленной или изнеможенной. Она была потухшей, словно огонь, который так долго горел — горел для себя самой, для кота, для дома, даже для меня.

И для Драко.

Драко — чертового — Малфоя, чья нога не ступала за порог четырнадцатого почти два месяца.

Однако, ни она, ни я, кажется, даже не удивились, когда в начале августа увидели его, небрежно прислонившегося к забору. Малфой с Грейнджер кивнули друг другу, и он приоткрыл перед ней калитку, пропуская вперед. Когда они скрылись в доме, я подумала, что все снова вернулось на круги своя.