Дом правительства

Другими членами делегации были 32-летний Арон Гайстер, 34-летний Иван Краваль и 36-летний Соломон Ронин. Гайстера, ближайшего соратника Крицмана из числа «марксистов аграрников», а с 1932 года заместителя председателя Госплана, в 1929-м критиковали за недостаток оптимизма. В Амстердаме он заявил, что пятилетка исполнила предсказание Энгельса об эффективности коллективного сельского хозяйства и положила начало «ликвидации противоречия между городом и деревней». По свидетельству его дочери, он преклонялся перед своим начальником, председателем Госплана Валерианом Куйбышевым, и назвал свою младшую дочь Валерией в его честь. Краваль, замнаркома труда и с 1933 года заместитель (а позднее преемник) Осинского в Центральном управлении народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ), одно время принадлежал к правой оппозиции и тогда же нарушил принцип Сольца о «дурном вкусе», женившись на дочери еврейского скотопромышленника из Латвии. Темой его доклада был «Труд и плановая экономика в СССР», а основным тезисом – заявление Сталина о том, что труд превратился из «зазорного и тяжелого бремени, каким он считался раньше, в дело чести, в дело славы, в дело доблести и геройства». Он тоже преклонялся перед Куйбышевым. Ронин, один из руководителей финансового отдела Госплана и бывший член партии «Поалей Цион», имел неприятности в 1921 году, когда его отец, бывший раввин, сделал обрезание его сыну Анатолию (за что жену Ронина исключили из партии). В Амстердаме он заявил, что первая пятилетка «напишет новую, еще более блистательную социалистическую страницу в истории человечества». Вернувшись в СССР, он попросился на строительство Магнитогорского металлургического комбината. Ему предложили выбор между работой в советском консульстве в Сан-Франциско и местом секретаря Ростовского обкома по экономике (в разгар коллективизации). Он выбрал второе[698].

* * *

Одним из постоянных корреспондентов Воронского во время ссылки в Липецке была Татьяна Мягкова, дочь старшего товарища Воронского по тамбовскому революционному подполью, Феоктисты Яковлевны Мягковой, – та самая «смуглянка Таня», которая не верила его выдумкам, когда ей было двенадцать лет.

С тех пор Татьяна успела вступить в партию, окончить Харьковский институт народного хозяйства и Свердловскую академию в Москве, выйти замуж за председателя Госплана УССР Михаила Полоза, родить (в 1924-м) дочь Раду и присоединиться к левой оппозиции. В 1927 году ее исключили из партии и сослали в Астрахань. Там она собирала деньги для безработных ссыльных, организовывала собрания оппозиционеров и распространяла листовки, обвинявшие руководство партии «в измене рабочему классу и смычке с кулаком и нэпманом». В феврале 1929 года Татьяну и двух ее подруг, Соню Смирнову и Мирру Варшавскую, сослали в Челкар в Казахстане, где они снимали комнату в доме местного железнодорожника. Тридцатилетняя Татьяна была самой старшей из них. Она лишилась большей части зубов и носила протезы, которые ночью хранила в специальном стакане. По воспоминаниям Мирры, она отличалась «большой внутренней культурой, тактом и высокими душевными качествами». Она отвечала за распределение работ по хозяйству и растопку печи. 15 марта 1929 года она писала мужу Михаилу: