Дом правительства

Мать Инны, Рахиль Каплан, попала в Акмолинский лагерь для членов семьи изменников родины. В одно из писем домой она вложила записку для Вениамина, в которой просила «позаботиться о детях». «После истории с бабушкой Гитой, – пишет Инна, – я не хотела идти к Вениамину. Но Нюма с Левой уговорили меня отнести записку, и мы с Левой пошли к Вениамину. Он и Сарра были дома. Нас приняли. Взяв мамину записку, они ушли в кабинет. Потом вышла Сарра и сказала: «Забудь к нам дорогу». Вениамин к нам не вышел. Мы с Левой молча ушли. Но от тюрьмы это Вениамина не спасло»[1703].

Когда жену Димы Осинского Дину выслали в Харьков, его сестра Светлана и братья Валя и Рем остались без крова. По воспоминаниям Светланы:

Вопрос решился как-то сам собой: мы пойдем в детский дом, ведь это ненадолго, ведь скоро все выяснится. Но для проформы, что ли, Дина послала нас посоветоваться с отцовской сестрой Галиной, любимой подругой моей мамы. Она жила с мужем – впоследствии очень известным ученым-химиком академиком С. С. Медведевым и сыном, немного младше меня. Я часто бывала у нее вместе с мамой, в высоком доме с темной лестницей на углу Кривоколенного и Армянского переулков, в трех маленьких комнатах в коммунальной квартире. Стены ее комнаты были тесно увешаны картинами, среди них был большой ее портрет – красивое, тонкое правильное лицо, темные волнистые волосы, синяя блуза с белым воротником апаш. Рядом ее собственные рисунки. Тетя Галя была художницей и работала в театре им. Вахтангова.

Весенним днем 1938 г. мы с Валей отправились советоваться о своем будущем, в сущности уже решенном. Поднялись по высокой лестнице, позвонили. Дверь открыла тетя Галя. Боже, как она испугалась! Не знала, что делать. Мы стояли, не раздеваясь, в полутемной большой прихожей, а она ушла куда-то в недра своих комнат. Вернулась скоро и стала совать нам в карманы конфеты. «Ко мне нельзя, – быстро и тихо говорила она. – Сергей Сергеич занимается, ему нельзя мешать». Тихонько подталкивая, быстро вела нас к выходной двери. С облегчением вышла с нами на лестничную площадку. «Никогда больше сюда не приходите, ладно? Идите». И мы пошли и вернулись домой и ни о чем не разговаривали по дороге. Дома Валя, ни разу не плакавший за эти полгода, уткнулся в подушку и зарыдал[1704].

Друзья арестованных стояли перед тем же выбором – и часто назывались «дядя» или «тетя». У тети Ирины Муклевич (сестры ее матери) был друг, сотрудник наркомата внешней торговли Антон Ионович Шпекторов. У него была «персональная машина с шофером, два секретаря, правительственная столовая, закрытые санатории и т. д. и т. п.», но он «ничего не боялся» и навещал Муклевичей «чуть ли не каждый день». (Не исключено, что он был влюблен в тетю Ирины, но степень риска не зависела от причины публично демонстрируемой верности.) Другие друзья, по свидетельству Ирины, вели себя иначе[1705].