Дом проблем

— Ты почему дверь не запер? — совсем неожиданный вопрос, на который Ваха даже не мог ответить, а тот продолжил: — Новость знаешь?.. Гады, всех бы передушить, всех бы в ледяную баню, — и он, громко ударившись тяжестью тела о дверь, ушел. И только тогда Мастаев ощутил резкий перегар, а из коридора крик. — Ленин, дверь запри. Отбой. Это конец! Гады! Все продали, крысы.

Утром почему-то Гимна СССР не было: сразу свет и гимнастика. А потом, как некий праздник, появилась загадочно улыбающаяся Зинаида Анатольевна:

— Ну, ты революцию свершил. Лениным обозвали. А это здесь очень даже почетно. Я не встречала.

— Помогите спастись! — выпалил Ваха.

Доктора словно током прошибло, она вся подтянулась, даже как-то выше ростом стала. Но это было всего лишь мгновение. Она тяжело вздохнула, подошла к окну, и, видимо, неожиданно даже для самой себя закурила и, глядя в окно:

— Странно, никто меня об этом здесь никогда не просил, даже мой отец.

— Ваш отец? Здесь?

— Да. По злой иронии судьбы, по распределению после военно-медицинской академии я попала сюда. Правда, фамилия и биография у меня были уже другие — по линии матери.

— И вы не смогли отцу помочь?

— Нет. Мы даже боялись общаться. А он боялся выдать меня, — тут ее голос задрожал. — Он покончил с собой, — она удалилась в санузел, долго там текла вода.

Вернулась она спокойная, только воспалены глаза. А Ваха, как обычно, о том, что думал, для нее больном:

— А за что его сюда?

Зинаида Анатольевна вновь подошла к окну:

— Честный был, принципиальный. Любил родину, верил в коммунизм. Был писателем. Все книги изъяли. Даже в библиотеках нет, — она высморкалась в платок и другим, надменным тоном прочитала транспарант — «укрепление здоровья, повышение благосостояния»… тьфу, какое лицемерие, издевательство, фальшь?! Неужели это конец? Ты знаешь новость? — обернулась она к «больному». — А страны-то, СССР, уже нет.

— Как нет? — чуть не подскочил Мастаев.

— Вот так. Все тихо и просто. Вчера ночью в Беловежской пуще три богатыря капитулировали перед Западом. Расписались.

— То-то утром гимн не звучал, — вслух свою мысль высказал Ваха. — Кто бы мог в это поверить, сказать?!

— Да, — подтвердила Зинаида Анатольевна, повернулась к «больному», а Мастаев, пытаясь сквозь линзы заглянуть в ее покрасневшие глаза, тихо спросил:

— А надо мной суд будет?

— Какой суд?! — возмутилась Зинаида Анатольевна, чуть подумав: — Хотя страна и власть большевиков вроде уже не существуют. А тебе есть кому помочь? Кто повлиятельнее?

Мастаев опустил взгляд. После паузы доктор торопливо ушла. Вернулась после завтрака.

— Слушайте меня, — негромко говорила она, перейдя официально на «вы», — вы побывали в нравственно-исправительной комнате, в ледяной бане. Там все туберкулезной палочкой кишит. Мы даем вам таблетки и витамины, а вы их в унитаз.

— Как вы узнали?

— Только что там была, видела, — она украдкой посмотрела в сторону двери и почти шепотом, — после обеда для осмотра я поведу тебя в рентген-кабинет. Отлучусь на пять минут. В смежной комнате телефон, звони, куда хочешь. А это адрес и название нашего учреждения. Запомни и записку уничтожь. Все, что могу.

В поисках спасения лихорадочно заработала мысль. Первым Ваха вспомнил тех, кто его спас в прошлый раз: с Кнышем связь всегда была односторонней. Деревяко Галина. Теперь депутат Верховного Совета России, да еще вроде замужем за Русланом Дибировым. Еще подумал о президенте-генерале. Да все это бесполезные мысли, потому что он помнит многое из Ленина, а вот номера телефонов — всего три: более и дел не было.

Первым делом он позвонил матери. Она сразу по голосу поняла, что с ним что-то неладное, а Ваха врал:

— Я был простужен, еще горло побаливает, поэтому голос такой. А так, все нормально, не волнуйся, скоро приеду домой, — и Ваха сам положил трубку.

Следом он набрал родное издательство «Грозненский рабочий»: Самохвалов мог найти Кныша, либо Деревяко и президенту позвонить. Но там никто не отвечал. Из отведенных пяти минут, как представлял Ваха, оставалось совсем мало, и еще один номер он помнил всегда — Мария!

На его счастье, она подняла трубку, а он, как всегда с ней, заика, даже поздороваться не может, но она догадалась:

— Ваха, что с тобой? Говори!

— З-з-запиши адрес. Скажи Руслану и Гале Деревяко. Я… — связь прервалась.

Тут же появилась Зинаида Анатольевна, натянуто-встревоженная, бледная, с красными пятнами на шее.

— Иди в палату, — прошептала она, а он даже спасибо не сказал.

Остаток дня Ваха не находил себе покоя. Конечно, он был рад даже минутному общению. А что Мария сможет сделать? Да главное в ином. Кто-то уже знает, где он. И если это то государство, в котором он жил до сих пор, то, согласно большевистской теории, и что существеннее — практики, все под бдительным контролем, — обязательно последуют репрессии, и ладно, что с ним, Зинаиду Анатольевну из-за него накажут гораздо жестче.

К вечеру он ждал шприц и нравственно-исправительную комнату, а появилась злая, всегда хмурая сестра-хозяйка. Она-то все и прояснила: