Первая мировая война, которую Черчилль называл «мировым кризисом», совпала с глубоким кризисом в самой семье Ротшильд и усугубила его. В период между смертью Альфонса в 1905 г. и смертью Альфреда в 1918 г. из жизни ушло то поколение, которое доминировало в финансах Ротшильдов начиная примерно с 1875 г. Всего через шесть лет после своего старшего брата в Париже умер Гюстав; из всех способных деловых людей остался лишь последний из сыновей Джеймса, Эдмонд. И хотя он дожил до 1934 г., в 1914 г. ему исполнилось уже 69 лет. В Вене в 1911 г. умер последний сын Ансельма, Альберт. Три сына Лайонела — Натти, Лео и Альфред — умерли почти друг за другом, в 1915, 1917 и 1918 гг. Для многих очевидцев их смерть знаменовала конец эпохи.
«Смерть лорда Ротшильда — событие, которое не способна затмить даже война, — заявлял автор статьи в „Вестерн морнинг ньюс“. — Этот принц финансистов и друг короля Эдуарда, возможно, больше знал о внутренней истории европейских войн и дипломатии в целом, чем наши величайшие государственные деятели… Каждому важному политическому шагу в нашей стране за последние полвека предшествовало короткое, но чрезвычайно важное объявление: „Лорд Ротшильд вчера посетил премьер-министра“. Это был один из признаков, по которым те, кто стоит за сценой, понимали, когда принимаются важные решения».
В издании «Финансист и бульонист» называли «секретом Полишинеля… что он был поверенным королей и членов правительства и что все постоянно спрашивали его бесценные советы и действовали на их основании». На похоронах в Уиллесдене присутствовало множество видных политиков, что подтверждало подобные утверждения о влиятельности Натти. На похороны пришли три министра: канцлер казначейства (министр финансов) Ллойд Джордж, глава департамента местного самоуправления Герберт Сэмюэл и главный судья лорд Рединг, а также бывший глава партии тори (и будущий министр иностранных дел) Артур Бальфур. «Мне, — признавался Бальфур леди Уимс, — смерть Натти нанесла более тяжкий удар, чем думают многие, я был искренне к нему привязан… и по-настоящему восхищался его сдержанным и иногда угрюмым характером. Он ставил перед собой высокий идеал общественного долга и был крайне равнодушен к земным роскоши и тщеславию». Через несколько недель главный раввин недвусмысленно выразился на поминальной службе: Натти, попросту говоря, был «самым главным евреем в мире».
Однако никто из тех, кто восхвалял Натти, не утверждал, что он был великим банкиром. Редактор «Нью уитнесс» из Сити вынес ему приговор довольно расплывчатой похвалой: «Он делал меньше ошибок, чем любой финансист его возраста. Его чутье всегда оказывалось верным. Он обладал острым чувством чести, он не мог делать то, чего он не одобрял, только из-за того, что его компания получила бы прибыль… Он возглавлял крупнейший банкирский дом в крупнейшем деловом центре мира; был советником королей, правителей, управлял имперской политикой — и все же умер, не имея ни единого врага. Разве это не величайшее достижение?»
Да, наверное, последнее можно назвать достижением. Однако не стоит забывать, что под руководством Натти банкирский дом «Н. М. Ротшильд и сыновья» начал сдавать позиции своим конкурентам в Сити — возможно, он стал жертвой собственных политических предубеждений и самодовольного отношения к компании, которую он делил со своими братьями. Более того, в некоторых очевидцах смерть Натти пробудила пессимистические раздумья о будущем Ротшильдов как финансовой силы. «В Англии, — размышлял автор статьи в „Дейли ньюс“, — на поле вышли акционерные банки, и больше не возникает вопроса о преобладании Ротшильдов, тем более об их монополии. Не менее заслуживает внимания то, что сфера государственных займов утратила свое значение. Современные финансовые учреждения получают большие прибыли, а также оказывают мощное влияние, финансируя промышленность и торговлю. Дом Ротшильдов не игнорирует такую форму предпринимательства, однако не занимается ею с тем же пылом, как крупные банкирские дома или компании в Соединенных Штатах и Германии. Действие этих и других тенденций… сокращает… участие Ротшильдов в мире денег».
В либеральной «Нейшн» выражались более прямо: вкусы Натти, досадливо замечал автор статьи, «были в большой степени вкусами… английского сельского джентльмена… Имеет ли его позднейший консерватизм… какое-то отношение к тому, что почти все новые операции в мире не попали в руки Ротшильдов? Конечно, невозможно выбрать великого финансиста во всех членах английской ветви семьи. Великие фермеры, великие коллекционеры, великие организаторы общественной жизни — да. Но едва ли среди них можно отыскать современного денежного короля».
Пятое поколение