Такая переориентация интеллектуальных способностей с бизнеса на науку (или искусства, как у Аби Варбурга) стала общим явлением в семьях бизнесменов рубежа веков, особенно в еврейских семьях, что отражало значительное расширение возможностей образования для евреев — представителей определенного класса и определенного поколения. Когда речь идет об Уолтере и Чарльзе, заманчиво вспомнить еще и о генетике. Весь XIX в. многочисленные члены семьи Ротшильд выказывали предрасположенность к коллекционированию и садоводству. В Уолтере и Чарльзе семейные тенденции смешались, вызвав исключительную любовь к зоологической и ботанической классификации. Их кузен Лайонел, старший сын Лео, имел такие же наклонности; большую часть своей жизни он посвящал садоводству (хотя также питал слабость к быстрым машинам и яхтам). Его младший брат Энтони также имел ученые наклонности, но совсем в другом направлении: в Кембридже он отлично сдал экзамен по истории (несмотря на то что, по слухам, пять дней из семи охотился), и о нем часто позже говорили, что он был бы счастливее в роли университетского преподавателя, чем банкира.
Французский дом страдал от таких же трудностей, когда старшее поколение уступило место новому. Сын Эдмонда Джимми до войны обосновался в Англии и женился; он не выказывал никакого интереса к банковской деятельности, а время делил между помощью отцу в его палестинских планах, обязанностями по противодействию налогообложению, которые он выполнял как рядовой член парламента от Либеральной партии, и скачками. Еще менее перспективным — по крайней мере, как казалось — был второй сын Эдмонда, Морис, который в 26 лет унаследовал огромное состояние, в том числе замок в Преньи, от своей троюродной сестры Юлии (вдовы Адольфа). Казалось, он рад тому, что может посвящать свое богатство коллекционированию произведений современного искусства, работ таких художников, как Пикассо, Брак и Шагал, — в то время подобную инвестиционную стратегию сильно недооценивали. Поэтому чувствуется определенная пикантность в том, что в 1913 г. Джимми решил заказать (для столовой в своем лондонском особняке) серию панелей сценографу Дягилева Льву Баксту на тему «Спящей красавицы». Для панелей позировали некоторые члены семьи, в том числе жена Джимми Дороти, его сестра Мириам, жена Эдуарда Жермена, жена Роберта Нелли и жена Эдмонда Адельгейд, а также маркиз Кру и его жена Пегги, дочь Ханны Розбери. Был ли выбор темы простым капризом? Заманчиво предположить, что тема оказалась весьма уместной; в глазах многих современников сами Ротшильды словно погрузились в глубокий сон.
Другая ветвь семьи, которая обосновалась во Франции, — потомки уроженца Англии Ната — совершенно отошла от каких бы то ни было дел, связанных с банком. Хотя официально он по-прежнему считался партнером, внук Ната Анри стал еще одним ученым представителем пятого поколения. Способный врач, хотя и мизантроп, он создал собственную частную лабораторию, публиковал много работ на тему питания младенцев и интересовался работой супругов Кюри о применении радия в медицине. Кроме того, он увлекался любительским театром; в 1909 г. он спонсировал знаменитые гастроли труппы «Русский балет Дягилева» и писал пьесы под псевдонимом «Андре Паскаль». Перемещаясь из парижского «Охотничьего домика» на виллу в псевдотюдоровском стиле в Довиле или путешествуя на яхте с красноречивым названием «Эрос», Анри жил не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы их тратить. Все его попытки заняться предпринимательством (в разное время он пробовал делать машины, горчицу, мыло и консервированных фазанов) с коммерческой точки зрения оказывались провальными.
Это означало, что почти вся ответственность за работу банкирского дома «Братья де Ротшильд» после 1905 г. легла на плечи Эдуарда, единственного сына Альфонса. Он, однако, не отличался смелостью в своем подходе к делам. Утонченный и нарочито старомодный, — так, на ежегодное собрание акционеров «Северной железной дороги» он явился в сюртуке, — он возражал против того, чтобы советовать клиентам, куда лучше вкладывать деньги: «Если они получат прибыль, то сочтут ее своей заслугой; если потеряют деньги, то скажут, что их погубили Ротшильды». И у Эдуарда имелись свои побочные увлечения, хотя они были более традиционными, чем у Анри: бридж, когда он жил в городе, охота в Ферьере и скачки в Лоншане.