– Кажется, у нас здесь собралось все племя, – сообщил Питер.
Чармейн решила, что так, похоже, и есть.
– Хорошо! – крикнула она, перекрывая гвалт. – Вот, я пришла. В чем дело?
В ответ раздался такой галдеж, что Чармейн зажала уши.
– Хватит! – крикнула она. – Если все будут вопить сразу, я ни слова не пойму! – Она узнала того кобольда, который побывал в гостиной, – он стоял на стуле в окружении по меньшей мере шести других. Нос у него был крайне запоминающийся. – Вот вы – вы говорите. Как вас зовут, скажите еще раз?
Кобольд коротко поклонился:
– Тимминз. Как я понимаю, ты Чаровница Бейкер и говоришь от имени чародея. Так или не так?
– Более или менее, – ответила Чармейн. Она решила, что спорить по поводу того, как ее зовут, не стоит. Кроме того, ей понравилось, что ее сочли чаровницей. – Я же вам сказала – чародей болеет. Он отбыл на лечение.
– Это ты так говоришь, – возразил Тимминз. – Откуда ты знаешь, что он не сбежал?
При этих словах во всей кухне поднялся такой гомон и свист, что Чармейн снова пришлось кричать, чтобы ее услышали:
– Тише! Конечно, никуда он не сбежал. Я была здесь, когда его забрали. Он очень плохо себя чувствовал, и эльфам пришлось нести его. Если бы эльфы опоздали, он бы умер.
В наступившем подобии тишины Тимминз недовольно произнес:
– Раз ты так говоришь, мы тебе, конечно, верим. У нас с чародеем вышел спор, так, может быть, ты его уладишь. Признаться, нам это не по душе. Так поступать некрасиво.
– Что именно? – спросила Чармейн.
Тимминз сощурился и поглядел на Чармейн вдоль носа.
– Только не смейся. Когда я пожаловался чародею, он засмеялся.
– Обещаю не смеяться, – сказала Чармейн. – Что случилось?
– Мы очень рассердились, – сообщил Тимминз. – Наши дамы отказались мыть ему посуду, и мы забрали краны, чтобы он не мог мыть ее сам, а он только улыбнулся и сказал, что у него нет сил спорить…
– Еще бы, он же болен, – перебила его Чармейн. – Теперь вы это знаете. Так в чем же дело?
– Этот его сад… – сказал Тимминз. – Первым стал жаловаться Ролло, тогда я пришел, посмотрел и увидел, что Ролло говорит правду. Чародей растил кусты с синими цветами, и такими цветы и должны быть, это правильно и разумно, но из-за его колдовства на тех же самых кустах стали расти розовые цветы, а некоторые и вовсе стали белые и зеленые, а это неправильно и противно природе.
Тут Питер не сдержался.
– Но ведь гортензиям так и полагается! – взорвался он. – Я вам объяснял! Любой садовник вам скажет. Если не посыпать подсинивающего порошка под весь куст, некоторые цветы получатся розовые. Ролло – садовник. Он должен это знать!
Чармейн оглядела набитую кухню, но Ролло среди толпы синих человечков видно не было.
– Наверное, он сказал это вам только потому, – предположила она, – что очень любит стричь кусты. Честное слово, он наверняка замучил чародея вопросами, можно ли ему состричь кусты, а чародей отвечал, что нет. Он и меня вчера спросил…
При этих словах у самых ног Чармейн возник Ролло, стоявший возле собачьей мисочки. Чармейн узнала его в основном по скрипучему голоску, которым он закричал:
– Спросил, спросил, а как же! Сидит, понимаешь, на дорожке, только что с неба рухнула, спокойная, как я не знаю кто, и говорит, будто я просто себя потешить желаю! Они с чародеем – два сапога пара!
Чармейн сверкнула на него глазами сверху вниз.
– А вы – мерзкий мелкий разрушитель! – воскликнула она. – Закатываете скандал на пустом месте!
Ролло вскинул руку:
– Слышите ее? Все слышите? Ну, и кто прав, я или она?
По всей кухне поднялся устрашающий пронзительный крик. Тимминз призвал к молчанию и, когда крик сменился ворчаньем, обратился к Чармейн:
– Итак, дашь ли ты нам позволение обстричь все эти неподобающие кусты?
– Нет, не дам! – рассвирепела Чармейн. – Это кусты дедушки Вильяма, а моя обязанность – присматривать за хозяйством в его отсутствие! А ваш Ролло просто скандалист.
Тимминз снова свирепо сощурился на нее:
– Таково твое последнее слово?
– Да, – припечатала Чармейн. – Таково.
– В таком случае, – заявил Тимминз, – делай все сама. С этой минуты ни один кобольд ради тебя пальцем о палец не ударит.
И они испарились. Раз – и все: синяя толпа, которая вот только что теснилась среди чайников, собачьих мисок и грязных тарелок, взяла и исчезла, оставив по себе легкий ветерок, взвихривший последние пузыри, после чего огонь в очаге заполыхал ярче.
– Какая глупость с твоей стороны, – сказал Питер.
– С какой стати?! – возмутилась Чармейн. – Ты же сам сказал – эти кусты и должны быть такими. И сам видел – Ролло специально настроил всех против дедушки Вильяма! Не могу же я допустить, чтобы дедушка Вильям вернулся, – а все его цветы состригли!
– Конечно не можешь, но надо было вести себя дипломатичнее, – стоял на своем Питер. – Я думал, ты пообещаешь, например, что мы наложим подсинивающее заклятье, чтобы все цветы стали синие.
– Ну и что? Ролло все равно захочет все состричь, – возразила Чармейн. – Вчера он сказал, что мы с дедушкой Вильямом испортили ему все удовольствие, когда не разрешили стричь кусты.