Минуту назад Инесса была непорочной монахиней на защите неприступных крепостных стен монастыря. Но как только в дверях приемной возник Аристархов, черти подхватили ее под руки и от непорочности с неприступностью остался один тлен.
— Присаживайтесь и обождите. Как о вас доложить?
— Аристархов Сергей Сергеевич.
— Через полчаса доложу. Сейчас он занят. — Секретарша залилась краской. — Чаю хотите? У нас хороший — индийский.
— Очень люблю индийский чай и с удовольствием выпью с вами по чашечке. Но в следующий раз. Мой визит согласован, и он… — Сергей кивнул на обитую черным дерматином дверь, — ждет меня ровно в двенадцать часов.
«Ровно в двенадцать? Странно. Почему же я об этом ничего не знаю?..»
Однако брошенная невзначай фраза подвигла Инессу к срочному действию, поскольку стрелки часов как раз сходились на двенадцати. И если молодой красавчик не обманывает (до чего ж не хочется, чтобы обманывал!), то может случится нагоняй.
Резво поднявшись со стула, она неприметным движением оправила однотонное темное платье из плотного шелка и шелестящей походкой двинулась в кабинет к шефу.
Аристархов оценил ее крупноватую фигуру, скользнул взором по раздавшимся бедрам, по тяжеловатым ягодицам, по лодыжкам в дорогих чулках; приметил и косо стоптанный правый каблук. И привередливо скривил тонкие губы: «Нет, не мой вариант…» Он любил женщин моложе, изящнее, грациознее. Такой Инесса, вероятно, была лет десять назад. Теперь же пускай по ней вздыхают шестидесятилетние старцы. Такие, как ее шеф, обитавший за дверью, обитой черным дерматином.
Инесса вернулась из кабинета на удивление быстро.
— Вас ждут. Проходите. — Она оставила приоткрытой высокую дверь с табличкой «Мирзаян Анастас Александрович».
Подхватив тонкий портфель, Сергей одарил секретаршу ослепительной улыбкой и перешагнул порог кабинета…
«Толстый боров» сидел за огромным начальственным столом и, вооружившись увеличительным стеклом, знакомился с доставленными Аристарховым фотографиями. Сам детектив на время ознакомления решил не висеть над душой и, испросив разрешения, отошел покурить к дальнему окну. Дело выходило весьма деликатное, приходилось блюсти негласные нормы.
Мирзаян занимал ответственный пост в Народном комиссариате пищевой промышленности СССР, и кабинет его в полной мере соответствовал высокому положению. Здесь присутствовал весь традиционный номенклатурный набор: мебель из дорогих пород дерева в виде необъятного письменного стола, стульев, кресел, шкафов и секретера; тяжелые и плотные портьеры на окнах; высокие напольные часы с боем; бордовые ковровые дорожки; полдюжины телефонных аппаратов; настольная лампа под «малахитовым» абажуром; шикарный письменный прибор с ручками, календарем и пепельницей. И, конечно же, висящие по стенам большие портреты Сталина, Берии, Зотова[44]
.Выпуская дым в приоткрытое окно, Аристархов не без наслаждения следил за реакцией Мирзаяна. По мере изучения фотоснимков лицо «борова» пошло пунцовыми пятнами, пухлые пальцы заметно задрожали. Уже несколько раз он промокал платком вспотевшие шею и лоб, при этом что-то отрывисто бормотал и откашливался.
Глубокое потрясение или, применяя терминологию бокса, — нокдаун. Так характеризовал подобное состояние Аристархов. За полуторогодовалую практику частного детектива он повидал немало обманутых муженьков. Все они, прозрев, несколько первых минут пребывали в состоянии грогги. Потом брали себя в руки и действовали. Каждый — по-своему. Реакция зависела от характера, воли, выдержки.
— Как?! — вдруг заметался по кабинету высокий голос Мирзаяна.
От неожиданности Сергей вздрогнул.
— Что «как»? — переспросил он.
— Я ни черта не понимаю! Как тебе удалось сделать такие снимки?! Ты же… Ты же, получается, был в паре метров от нее!
Затушив окурок в стоящей на маленьком столике пепельнице, Аристархов неторопливо вернулся к начальственному столу и сел напротив Мирзаяна. Вздохнув, устало пояснил таким тоном, будто подобное приходилось повторять ежедневно:
— Обратите внимание на то, что все фото сделаны через раскрытое окно спальни. Я снимал вашу супругу снаружи, с улицы, выждав удобный момент и осторожно подобравшись к дому.
Мирзаян принялся заново просматривать снимки. На всех обнаженная Мария лежала на широкой двуспальной кровати лицом к фотографу; прекрасные белокурые волосы были разбросаны по подушке, одна нога согнута в колене. Умиротворенное лицо, шея, грудь с темными сосками, живот, бедра, ноги… Лишь на паре снимков ушла глубина, чуть подпортив резкость. На остальных молодое тело вышло настолько живо и детально, что ревнивый Анастас, как только Сергей уселся рядом, невольно прикрыл фотокарточки рукой. Потом заскрипел зубами, припомнив, что тот уже лицезрел и снимки, и сам объект съемки.
— Так и есть, снято через открытое окно. Тут рама, тут занавеска, тут подоконник… — подтвердил он уже не криком, а слабым, обреченным голосом. — Я гляжу, рядом с ней лежит вторая примятая подушка. И простыня… С кем же она куролесила?
— Извините, Анастас Александрович, мы же договаривались.