Дом с панорамными окнами. Сборник

— Да, ч-черти-че! — ругалась она, в очередной раз, поскользнувшись на спуске с оледенелого бордюра. — Ни фига ж не видно!

Она едва не упала на грязный автомобиль, неловко припаркованный на тротуаре, ещё раз чертыхнулась, и с силой дёрнула ручку своего подъезда. Со второй попытки дверь поддалась, протяжно скрипнув и пропуская её внутрь, в душный полумрак, пахнувший горячей сыростью и кошками.

— Дашка! Я уже тут! — проорала она вверх, на лестничную клетку, с топотом поднимаясь на свой второй этаж.

Из-за поворота показалась кислая физиономия Дашки Синицыной, её школьной подруги. Мария устало закатила глаза к потолку. Вот вечно так! Чуть что выпадает из графика — подождать пять минут или выйти раньше из дома — сразу вот такой же недовольный вид.

— Я думала, ты ушла, — тихим, бесцветным тоном пропела Дашка, поправляя очки.

— Правильно сделала, что подумала, — кивнула Афанасьева, уже напряжённо шуруя в карманах в поисках ключей.

— Мы вроде на пять договорились встретиться, — продолжала нудеть за спиной Дашка.

Сунув ключ в замочную скважину, Мария с силой толкнула входную дверь:

— А мы и встретились! — часы в комнате как раз отстукивали пять раз. Мария подняла вверх указательный палец. — Слышала? Всё по часам, как ты любишь!

И ворвалась внутрь квартиры, в тихий полумрак, пахнущий корицей и апельсинами, на ходу сбрасывая мягкие угги, дублёнку, шапку с шарфом и, бросая всё на пуфик у входа, потопала в кухню, по дороге ныряя в растоптанные тапочки.

Там она с надеждой взглянула на круглый абажур люстры, щёлкнула выключателем — лампочка не загорелась.

— Есть будешь? — крикнула она подруге.

Из коридора послышалось одобрительное бульканье. Машка выглянула: ну, естественно, мисс «красота и порядок» уже аккуратно пристроила на вешалке свою куртку и теперь разбирает брошенные Машей на пуфик вещи.

— Даш, оставь ты их в покое, — она подошла, забрала из рук Дарьи свою дублёнку и демонстративно бросила назад, на пуфик.

И вернулась в кухню. Даша, всё с такой же кислой миной, поплелась следом. Она плюхнулась на табурет, отрешённо наблюдая за хозяйкой: та достала из нижнего шкафчика, из самых недр его, старенький эмалированный чайник с почерневшим дном, налила в него воды и поставила на печку. Чиркнув спичками, зажгла огонь на конфорке и вытащила из холодильника большое блюдо, прикрытое полотенцем, поставила на середину обеденного стола, рядом с белой непрозрачной вазой, доверху наполненной мелкими апельсинами.

Дарья с любопытством повела носом и заглянула под накрахмаленный хлопок: пирожки.

— Маш, а ты куда бегала-то? — полюбопытствовала она, наконец. Маша как раз в этот момент вцепилась в пирожок.

— Жа-шпишками.

— Чего?

— За спичками! — пришлось повторить Марии, дожевав пирожок. — Днём со школы прихожу, а света нет. И спички заканчиваются. Вот и побежала, а то ж ни чай попить, ни свечи зажечь… Гадать-то будем?

Дашка кивнула.

— А-а, а то я думаю, чего это мы в потёмках сидим, и ты чайник доисторический достала…

— Во-во. Ирма, кстати, придёт? — это их третья подружка. Вместе с Дашкой в музыкальную школу ходит. Только Синицына — на фоно, а Ирма — на скрипке играет.

— Не, не придёт. Сказала, к концерту готовиться будет, — вздохнула подруга и тоже взяла пирожок.

Афанасьева пристально посмотрела на подругу. Та посмотрела на пирожок слева-справа, словно выбирая место, достойное её внимания, и смачно вцепилась. Ни следа волнения, переживания и прочих душевных мук. Машка почувствовала, что звереет от любопытства.

— Чего к тебе Истомин сегодня подходил? — не выдержала она.

Дарья от смущения перестала жевать. Нахмурилась и покраснела.

— Паша? В кино звал.

— Ого! — Машка округлила глаза в ожидании продолжения. Но подруга молчала, как рыба, собираясь вцепиться в пирожок с другой стороны, ближе к варенью. — А ты чего?

Подруга смутилась ещё больше, щёки заалели, на шее появились красно-бурые пятна.

На плите шумно засопел чайник. Дашка бросила на потрёпанную клеёнку откусанный пирожок, соскочила с табурета, заставив его жалобно скрипнуть, и, схватив с полки две кружки, сунула в них треугольные пакетики с заваркой, залила кипятком.

— Накрыть у тебя есть чем? — повернулась она к Маше.

Та как заворожённая следила за действиями подруги, вздрагивая от грохота, их сопровождавшего.

— Чего? — переспросила она.

— Накрыть кружки есть чем? — Дашка кивнула на две цветастые ёмкости, над которыми ароматными струйками поднимался пар. — Плохо заварится…

Мария выдохнула:

— Синицына, ты заколебала уже! Нормально всё заварится! Чего ты Пашке сказала-то?!

Синицына выразительно замерла, неуклюже вытянув шею, из-за чего стала походить на гусыню:

— Сказала, что занята: уроки у меня.

Она исподлобья посмотрела на подругу: округлившиеся глаза, открытый рот, из которого торчит кусок недоеденного пирожка, на носу назревший до красноты прыщик, остановившийся взгляд. Ещё, понятно, что остановился он на ней, Дашке. При чём, с выражением полного и бесповоротного сочувствия.