Дом с привидениями

Оля остановилась и долгим взглядом поглядела на Дюймовочку, словно решая, как она должна себя вести.

Мариночка тоже глядела Оле в самые зрачки, словно экзаменовала: ну, как ты поступишь?

Оля Николаева тряхнула головой, очевидно приняв решение, и сказала, может быть, чуть громче, чем хотела бы:

— На, прыгай!.. — и повесила веревочку на протянутую Мариночкину руку.

— Свинство какое! — не замедлила прокомментировать Быкова. — Она как человек и дать не может! Сразу видно, в лесу жила!..

— Интересно, — подхватила Графова. — Она ведет себя ну просто как уличная девочка.

— Нескромно, — сказала Дивова. — А скромность — вежливость королей…

— Каких? — не выдержала своего долгого молчания Федулина.

— Чего? — спросила Дивова.

— Королей каких?

— Да любых, — и Дивова объяснила — Так моя бабушка говорит.

— А-а, — протянула Федулина. — А я думала, карточных…

— Кончай, Федулина, — с презрением повернулась к ней Быкова. — Что с тобой сегодня происходит, даже странно… Что о тебе девочка подумает?

И вдруг раздался тонкий писк, как будто крыса попала в капканчик:

— И-и-и-и-и-и! — это заплакала ставшая разом темно-фиолетовой невезучая Федулина.

А Мариночка Кондратенко не спеша расправляла прыгалку, наматывала веревочный лишек сперва на одну руку, потом на другую, потом встала в позицию и вдруг, ощутив, видно, прилив вдохновения, еле уловимым движением взметнула прыгалку и запрыгала. О, что это было за прыганье! Если бы у нас проводился чемпионат по фигурному прыганью, то Дюймовочка явно была бы чемпионкой. Она прыгала и на одной ножке, и на двух, и перекрещивая то веревочку, то ножки, и подпрыгивая очень высоко, так что прыгалка пролетала между ее туфельками и землей по два, а то и по три раза… Да разве в силах я описать все немыслимо трудные элементы такого прямо циркового номера! У девчонок дух захватило от зависти, а Мариночка Кондратенко прыгала еще искусней, еще изощренней, и казалось, что не человек прыгает через веревочку, а ангел порхает над грешной землей или там мотылек вибрирует над сладостным цветком.

А глаза ее безотрывно глядели в глаза новенькой. Ольга восхищенно следила за невероятными эволюциями раскрасневшейся беленькой девочки и скорее всего думала о том, что это, наверное, своеобразное предложение дружить, и всем видом своим показала, что весьма этому рада. Но вдруг Мариночка прекратила свой фантастический аттракцион, замерла, упершись обеими ногами в землю, и швырнула прыгалки под ноги Николаевой.

— На!

Николаева по простоте хотела нагнуться и поднять прыгалку, но какой-то внутренний протест помешал ей сделать это. Она распрямилась и поглядела на Дюймовочку. А кондратенковские подружки принялись восхищенно восклицать:

— Вот класс! Ну, дивно!.. Оторви и брось!.. Обалденно!.. Фирма!..

— Дай как следует, — сказала Оля Мариночке.

— А я как? — спросила Мариночка. — Девочки, это какая-то больная девочка. Она наклониться не может.

— Я могу, — сказала Оля мрачно. — Я только терпеть не могу, когда надо мной издеваются.

— Да кто над тобой издевается, девочка? Правда, девочки?

Все Мариночкины девочки закивали. А тут и ребята подошли, Марягин, Николаев, Рябоконь и другие.

— Вот гляди, Маряга, — сказала Дюймовочка. — Прыгалка лежит, можешь поднять?

— Могу, а что?

— А вот она не может. — И Мариночка кивком головы указала на Олю.

— Ну да? — Марягин уставился на Николаеву. — Почему не можешь?

— А почему ты можешь? — спросила ему в тон Оля.

— Я первый спросил, — сказал Марягин, отталкивая вышедшего вперед Николаева.

— Не скажу.

— Почему.

— У тебя язык вот такой, — она показала ладошку.

— Только пришла, а уже знаешь, у кого какой? — Марягин обиделся и начал себя раззадоривать, чтобы разозлиться по-настоящему. — Ну что? Ну что ты лезешь?.. Что выступаешь?.. Сейчас по шее как звездану, чтобы была вежливей.

Он подскочил к ней, размахивая руками, как мельница.

— Вот, гляди, гляди… Вот… — Но договорить Марягин не успел, потому что Николаева молниеносно повернулась к нему, что-то мелькнуло в воздухе, и он уже оказался лежащим на земле, а ее нога в новенькой туфельке прижимала его грудь.

Впечатление, которое произвело на всю группу продленного дня это событие, было грандиозным. И мальчики, и девочки, и активные, и пассивные застыли на полдвижении, словно в игре в «штандер», глядя на поверженного Марягина. Все, кроме Мариночки. Она вдруг очень четко поняла, что в классе появилось существо незаурядное, опасное для ее абсолютной власти над всеми девочками и даже над мальчиками из лучших. Она остренькими зубками покусывала себе губу и напряженно думала, как теперь быть…

А Марягин поднялся на ноги и как разъяренный барс кинулся на Ольгу. Но Николаев выскочил вперед, и Марягин ткнулся в его грудь.

— А ты чего? — заорал Марягин.

— А ты чего? — еще громче заорал Николаев.

Они схватились, повалились наземь и покатились по траве.

— А ну, — раздался властный Мариночкин голос. — Кончайте, кому сказала.

И, представьте себе, мальчишки встали и, набычившись, поглядели на Мариночку.

— А ты не командуй, — сказал Николаев. — Точно, Марягин?