Дом с привидениями

А тем временем запыхавшийся Марик боязливо входил в ворота Птичьего рынка. Народу там было полным-полно. Везде стояли сосредоточенные люди, начиненные какими-то животными или птицами, которые то и дело выглядывали у них из рукавов, из карманов, из отворотов плащей и курток. Чье-то горячее дыхание, шип, повизгивание и шуршание слышалось вокруг. Марик совсем растерялся, но тут перед ним вырос мальчишка чуть постарше его и расстегнул куртку. Там была длинная мензурка с какими-то шевелящимися червяками. От неожиданного неприятного впечатления Марик даже отступил на шаг.

— Ты, — обратился Марик к мальчишке с червями. — Где тут всякие штуки продают, не живые, а всякие… ну, как сказать… изделия, что ли?

— А, — догадался мальчишка, — это всякую муть… Чудеса природы, да?

— Во-во, чудеса, — Марик приоткрыл молнию на сумке и показал кусок красной маски.

— Это туда, — определенно сказал мальчишка и махнул рукой. — У забора барыги стоят…

— Какие?

— Обыкновенные, спекулянты.

— А ты не спекулянт?

— Нет. Моих червяков нигде не купишь, только у меня. Их только я и развожу… больше никто. А там всякое барахло из магазинов, из заграницы… У тебя маски?

— Маски. Из Африки.

— Ну вот, значит, ты барыга и есть. Вон туда, к забору иди, барыги там…

Ой, до чего же Марику не хотелось идти туда, к барыгам, но время шло, часы показывали два тридцать пять, и делать было нечего.

За густой все время шевелящейся толпой разглядеть забор было нелегко, и Марик двинулся наугад. Все время ему казалось, что его кто-то окликает, то трогает за плечи, то вынимает перед ним длинных ужей или там змей… А может, это все и не казалось, а было на самом деле… Некто вдруг свистнул, вытащил из авоськи кролика и поднял его за уши высоко над головой. «Кроля берите! — призывал он. — Пуховый»… Какие-то люди куда-то вели собак, больших и маленьких, кто-то тащил на цепочке сиамского кота и предупреждал: «Берегись, тяпнет!» Кот щерился, изгибал спину и шипел. Аквариумы, черепахи, чучела огромных крабов, птиц и высокие клетки.

Не растеряться в этом круговороте с непривычки было нелегко, и Марик чувствовал, что он не в силах справиться с делом, ради которого пришел сюда. Ощущение чего-то запретного не покидало его.

Но вот Марик вроде бы дошел до забора.

— Шш-ш-што с-с-сдаешь-шь? — прошипел какой-то противный старик.

— Я не сдаю, — ответил Марик почти шепотом. — Продать хочу.

— Дык чего?

— Маски африканские.

— Сколько?

— Две.

— Чего две? — допытывался старик, дыша Марику в лицо перегаром, отчего тому казалось, что он теряет сознание. Марик напрягся и морщил от волнения лоб, боясь попасть впросак.

— Их две. Одна зелененькая, другая красная.

— Одна, значит, полста, другая — десятка, — понял на свой лад старик. — Так?

— Да нет, — сказал Марик, окончательно теряя ориентацию. — Две штуки.

— Штуки?.. Чегой-то ты мудришь? Эва хватил… — озлился старик. — По шее костылем захотел? — приходил он все в большее раздражение. — Показывай!

— Показать? — переспросил Марик. — Зачем вам?

— Ты что, торговать пришел или так? — старик снова приблизился к Марикову лицу, тот отшатнулся. — Показывай чего есть. Понравится, договоримся ни по-вашему, ни по-нашему, как отдать, я и возьму.

Эта рыночная словесная белиберда снова замутила все, и Марик принялся моргать глазами, как не знающий урока у доски. Но старик не отлипал, и мальчику пришлось наклониться и начать раскрывать молнию на сумке. И вот когда движок дошел до конца, молния разъехалась в стороны, обнаружив гневное око красной маски, Марик заметил, что в поле его зрения на пыльном грунте вошли хорошо начищенные сапоги, и услышал многоголосое, какое-то астральное попискивание. Он заставил себя поднять глаза. Перед ним стоял милиционер средних лет, в усах и с бакенбардами, не длинными, но все-таки… Молча и долго глядели они друг на друга…

Итак, в обнимку подошли девочки к довольно ветхому строительному забору, окружавшему старенький особнячок с мезонином, сохранившийся с времен войны 1812 года. Пожар Москвы пощадил этот дом.

Дюймовочка вела Олю так определенно, будто часто бывала в этих местах. Они завернули в какой-то двор, обошли строительную ограду особняка с тыльной стороны и остановились у болтающейся на одном гвозде доски.

— Открой глаза, девочка, и отодвинь доску, — сказала Марина, упорно не называя Олю по имени.

Оля отодвинула доску, она закачалась, как маятник. Впереди в образовавшейся щели был виден вход в особнячок, — покрытая чем-то похожим на дерматин дверь под ржавым козырьком.

— Вон туда… — сказала Мариночка. — Прямо и иди. Левую обивку отодвинь, увидишь под ней дыру… и влезай. Только никому ни слова… Что ни увидишь, что ни услышишь — молчок… Поклянись в прямом смысле.

— Клянусь, — сказала Оля, хоть на душе у нее было ух как паршиво.

— В прямом смысле, — подсказала Мариночка шепотом.

— Да, — сказала Оля. — В прямом смысле.

— Время замечай.

Оля поглядела на свои часики.

— Значит, ровно через час выйдешь, — прошептала Мариночка. — Жди меня у забора.

Оля кивнула. Мариночка повернулась, чтобы уйти.