Дом с видом на Корфу

 Он только приехал из Афин, какие-то дела, она путешествует одна, любительница античных красот и дайвинга. Он загорел ровным красноватым колером, белая майка с абстрактным рисунком, длинные мокрые волосы. Она говорит все быстрее и быстрее, не оставляя пауз и избегая глаз. Сарафан, купленный в местной лавке, балахонистый и невесомый, чуть раздувает на спине вечерний бриз. Рука теребит шнурок с аляповатой головой медузы Горгоны.

 По влажной кромке моря бегут три мальчика. Фигурки цвета темной охры двигаются друг другу в затылок, высоко и ровно, словно по команде поднимая коленки. Кажется, что они бегут вокруг амфоры.

– Забавный кулон!

– Не поверите, нашла на берегу. Наверное, кто-то забыл или оборвалась веревочка. Я прилетела поздно вечером и сразу спустилась к морю, едва забросив чемодан в номер. Присела на сухой валун у воды и с час, наверное, так и провела: не могла надышаться, насмотреться, наслушаться. Собралась совсем уходить, смотрю, на песке, там, где волна выталкивает водоросли, блестит камень – мне так показалось, что это камень.

 Я наклонилась, и он скользнул мне в ладошку. Я прицепила шнурок и вот ношу не снимая. Что-то в ней есть особенно греческое. Я всем говорю, что Горгона – моя покровительница. Отпугивает от меня и неприятности, и тех, кто на них тянет. – Она закончила кокетливо, намекая, что ей понятно, куда ведут его уклончивые разговоры. Имитируя интерес, он протянул руку и покрутил в быстрых пальцах кулон, как бы случайно коснувшись белой полоски, на которой заканчивалось золотистое пространство. На круглом щитке небрежно и сильно было вырезано чуть удлиненное лицо со смазанными чертами, окруженное витыми, похожими скорее на руки, чем на змей, волосами.

– Античные боги распроданы на сувениры, – усмехнулся он, откинувшись на спинку веревочного кресла. – Геракл разносит по пляжу пончики, Афродита прислуживает в таверне, а кентавры бастуют.

 Она молчала, повернув к нему прямой классический профиль. Официант расставил на столиках свечки, и огоньки колебались, отражаясь в опустевшем стеклянном кувшине.

– Эллада ушла в небытие. Теперь очередь за Грецией. Вон там, – он показал рукой на цепочку огней, дугой опоясывающих старую рыбачью пристань, – понастроят сетевых отелей, вместо пиний поставят пальмы в горшках, а водоросли до последнего листочка пустят на детокс.

– Эллада? – Она повернулась и посмотрела в его смеющееся лицо зелеными, прозрачными, пожалуй излишне, на его взгляд, накрашенными глазами:

– О нет, она никуда не ушла. Она здесь, она гораздо ближе, чем вы думаете.

 Медленно, цепляя слово за слово, они дошли до гостиницы. Маленькие двухэтажные виллы с продуваемыми балконами отделялись друг от друга деревьями, усыпанными цветами, как клумбы.

 Он так и не понял, договорились они или нет. Свет в ее комнате горел неярко, будто включила она только ночничок у кровати. В дверном проеме на балконе пузырем билась штора. Он постоял, колеблясь, прислушиваясь к отдаленным людским голосам, стрекотанию цикад и мерным ударам прибоя. Коротко засмеялся и, опершись руками на перила, ловко вскочил на балкон. Отодвинув скользнувшую кольцами штору, он шагнул в полутемную комнату.

 Прямо на него с противоположной стены смотрело темное лицо, и длинные блестящие пряди шевелились, как живые. Он окаменел.

– А я думала, вы не решитесь, – пропел откуда-то из угла женский голос, – что же вы замерли?

 Щелкнул выключатель, и свет резанул глаза. Он зажмурился на секунду и, разжав ресницы, увидел свое побелевшее под давним загаром лицо, отраженное в круглом без рамы зеркале, и мокрые волосы, которые веером раздувал тянущий с моря сквозняк.

– Дурь какая-то. – молодой человек передернул плечами, отгоняя морок, и огляделся.

 Простота обыкновенного гостиничного номера – поцарапанный журнальный столик, тарелка с общипанной виноградной кистью, полуразобранный чемодан, светлый сарафан, комком брошенный на кресло, – восстановила дух и вернула к цели. Кровать, узкую, как фелука, накрывала тень, но под туго натянутой простыней легко угадывался рельеф.

 Ему вдруг стало душно. Душно и муторно, как бывает, когда в нос и горло попадает морская вода. Он даже почувствовал вкус ее, прижал ладонь к гортани, как бы помогая дыханию, и судорожно сглотнул.

 Белая ткань съезжала вниз, словно кто-то тянул ее за другой конец, словно готов был этот кто-то явить миру блистательный милосский мрамор, но нет! Извиваясь, скользил, шевелился, сверкал змеиной чешуей черный клубок, и высвечивалось в сердцевине его удлиненное, жестокое, будто вырезанное на гипсе лицо. Гадкий йодистый запах водорослей подкатил ко рту.

– Ну что же вы, что же, я жду, – брызгами летели слова, тянулись, манили бурые склизкие руки, и взгляд зеленых прозрачных глаз ударил ему в лицо, как прибой.

 УЗЕЛЬЦЫ ТРИ ЗЛАТА

 Записки о паломничестве в Бари.