Читаем Дом с золотой дверью полностью

В груди у Амары разгорается ненависть.

— Жаль, что я не могу его убить!

— Мне бы этого не хотелось. Трудно объяснить, но мне кажется, он сам с собой не может ничего поделать. Такая вот у него жизнь… И сколько всего он перенес!

— Это его не оправдывает. — Амара отказывается верить в то, что ей известно о детстве Феликса, не хочет испытывать к нему сочувствия. — Что бы с ним ни случилось, это не дает ему права терзать всех вокруг.

— Он всякий раз просил у меня прощения и говорил, как сильно любит. И я ему верила. Но в последний раз он сказал, что это я во всем виновата. Что только круглая дура могла терпеть все его выходки. Что я жалка в своей любви к нему.

— Но твоему терпению пришел конец. Ты ушла от него. И я тобой очень горжусь. — Амара высвобождается из объятий и обхватывает ладонями лицо Виктории. — Я знаю, что это далось тебе нелегко. Но он чудовище. Он никогда не был тебя достоин. Надеюсь, он еще не раз поплатится за все раны, что нанес тебе. Надеюсь, он умрет на улице как собака.

Виктория вздрагивает от таких жестоких слов.

— Я знаю, что мне нужно его забыть. Знаю. Но пока мне невыносимо думать о его страданиях. Так что, прошу тебя, не говори так.

Амара хочет возразить, но по тоскливому взгляду Виктории понимает, сколько мужества ей потребовалось, чтобы уйти от Феликса.

— Конечно. — Амара целует Викторию в лоб. — Прости. Я просто очень рада, что теперь тебе ничто не угрожает.

Они еще долго не ложатся спать, вспоминая песни, которыми Виктория сможет заворожить Руфуса с самой первой встречи, и обсуждая, какими изысканными манерами ей еще предстоит овладеть. Но Амара видит, что Виктория без сил. Она настаивает на том, чтобы подруга отправилась в постель, и провожает ее через атриум до спальни. Стоя внизу у лестницы, Амара следит, как свет от лампы в руках Виктории движется вверх, освещает коридор, проползает по балкам и наконец исчезает за закрытой дверью. Амара надеется, что в спальне Виктории не слишком холодно. Она попросила Марту принести еще одеял.

Амара стоит одна посреди дома. Она устремляет взгляд на темный потолок. Ночь сегодня ясная. В иссиня-черном небе, которое открывается посреди атриума, светят звезды. С улицы долетают редкие звуки. Отчетливее всего в этот час слышно журчание фонтана. Завернувшись в плащ, Амара отправляется в сад. Она движется на шум воды. Брызги, поблескивая в лунном свете, расходятся серебряной рябью по темной поверхности бассейна. Наклонившись, Амара погружает в него пальцы, но тут же отдергивает руку — настолько холодной оказалась вода.

Краем глаза Амара замечает какое-то движение. На смену ужасу почти сразу приходит облегчение. Этот силуэт Амара узнает даже в темноте.

— Филос?

Тот мгновенно замирает на месте.

— Я не хотел тебя тревожить.

Филоса почти невозможно разглядеть, Амара лишь слышит его голос, доносящийся из сумрака.

— Зачем ты там прячешься? — спрашивает Амара. — Это же просто нелепо.

Филос подходит к фонтану. Его лицо освещает лунный свет, отраженный от водной глади, и, глядя на него, Амара вдруг осознаёт то, что всегда знала, но отказывалась принимать. Филос куда привлекательнее Руфуса. Амара делает шаг назад.

— Прости меня, — взволнованно произносит она. — Клянусь, я сказала чистую правду о Британнике. Я не собиралась ее покупать.

Быть может, все дело в том, что на дворе ночь, или в том, что сегодняшнее сумбурное решение Амары перевернуло привычную иерархию с ног на голову, но Филос почему-то не выдумывает себе предлог, чтобы уйти. Он смотрит на Амару так, как та может смотреть на Викторию, так, как смотрят на равного.

— Это я понимаю, — говорит Филос. — Я тогда был сердит. Я и сейчас сержусь, но не на тебя.

— На кого же?

— На себя. За то, что позволил тебе все это сделать.

— Мне твоя забота ни к чему, — возражает Амара. — Я не ребенок, ты не обязан следить, чтобы я случайно не обожглась. Я знаю, что делаю.

— Вовсе нет.

— Ты боишься, что Руфус разозлится? Мне кажется, ты неправ, мне кажется…

— Мне кажется, ты даже не представляешь, кто такой Руфус, — перебивает Филос. — И ты почему-то не хочешь понять, каково это — задолжать Феликсу столько денег.

Амара молчит, но чувствует, как под кожу просачивается страх, влажный, словно холодный ночной воздух.

— Я не корю тебя в том, что ты решила позабыть о прошлой жизни, — продолжает Филос. — Но я ничего не забыл. Мне приходилось каждую неделю забирать тебя из борделя, а потом приводить обратно. Это было для меня настоящей пыткой, Амара. Руфус терзал тебя так месяцами. — Филос вдруг умолкает. До Амары доносится лишь плеск фонтана, но на этот раз он не приносит ей успокоения. Она не может произнести ни слова. — Руфус мог выкупить тебя в любой момент, — снова заговаривает Филос, — но решил дождаться Сатурналий, чтобы сделать этот шаг еще приятнее для самого себя. Все это время, Амара. Все это время он оставлял тебя с Феликсом, зная, как жестоко тот с тобой обходится. А ведь он якобы был в тебя влюблен. Глупо думать, что ты можешь как-то повлиять на такого человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дом волчиц

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза