Дом с золотой дверью

— Амара, я тебя умоляю, — произносит Юлия, а Ливия фыркает от смеха. — Я вынуждена попросить тебя не относиться к Плинию как к богу в течение ближайших нескольких дней — ты его совсем испортишь.

Квадрирема замедляет ход в виду Мизена, и, когда она поворачивается, Амара впервые видит местную гавань. Это буквально плавучий лес: мачты здесь стоят так же плотно, как деревья на побережье, мимо которых они только что проплывали. В доках суетятся работники: они чинят и чистят корабли, кто-то висит за бортом на веревках, совсем близко к поверхности воды. Их собственный корабль, габаритами превышающий большинство тех, что уже стоят на якоре, медленно проплывает вдоль нескольких военных судов, чтобы встать в виду морских казарм, на все это уходит некоторое время.

Секунд помогает Амаре сойти на берег, и она цепляется за него, еще неуверенно стоя на ногах, хоть земля больше и не качается у нее под ногами. Плиний не сходит с корабля, и, когда Секунд уводит их прочь, Амара с грустью понимает, что у адмирала, должно быть, еще много дел в порту. Они направляются не в город — скопление ярких зданий, которые, точно моллюски, лепятся к гавани, — а переходят по деревянному мосту, переброшенному через широкий канал. Теперь Амаре видно, что дальше лежит еще одна, более просторная закрытая гавань. Лес из мачт, который так поразил ее по прибытии, — это была лишь часть флота. Дорога уходит круто вверх по холму, и гавань оказывается под ними, и чем выше, тем лучше виден лазурный залив. На вершине холма их уже ждет личный экипаж адмирала. Амара забирается внутрь и садится между Юлией и Ливией на сиденье с подушками. Секунд укладывает багаж и также забирается внутрь, но держится на почтительном расстоянии. Амара видит спину возницы, который направляет лошадей вперед по дороге; от тряски она немного заваливается на Ливию. Едут они недолго, и когда экипаж останавливается, то слуги помогают женщинам выйти; щурясь и моргая на солнце, Амара понимает, что их привезли в самое сердце великолепного поместья Плиния. Оно окружено высокими стенами, а на холме, с видом на залив и массивный пик Везувия, стоит вилла, обнесенная просторной террасой.

— Я скажу Плинии, что вы приехали, — произносит Секунд, сопровождающий их на террасу. Амара слышит, как где-то внизу плещут волны, кричат чайки и громко переговариваются моряки. Здесь все иначе, совсем не как в Помпеях.

— Кто такая Плиния? — спрашивает она шепотом, хоть таиться ей не от кого.

— Сестра адмирала, — отвечает Юлия.

Секунд возвращается, и они следуют за ним в дом, по долгим, запутанным расписанным коридорам и дворам, пока не оказываются в чудесном саду с декоративным прудом. На скамьях под тенью колоннады сидят двое мужчин и женщина, плеск фонтанов заглушает их тихие голоса.

Женщина поднимается, чтобы поздороваться с вновь прибывшими, и Амара сразу же видит семейное сходство. У Плинии такая же, как у брата, квадратная челюсть, в ее случае это еще больше бросается в глаза, поскольку она грузная женщина лет сорока. Плиния сердечно обнимает Юлию и Ливию и вежливо здоровается с Амарой.

— Вольноотпущенная, — кивает она. — Замечательно.

Плиния представляет им других гостей: Алексиос, ученый из Греции, и Деметрий, государственный служащий. Кажется, Юлия с Деметрием — старые друзья, они тепло обнимают друг друга, и Амара подходит к ним, в то время как Ливия и Плиния разговаривают с ученым.

— Почему ты не трудишься в поте лица в Риме? — спрашивает Юлия. — Я не ожидала увидеть тебя в саду на солнышке в это время года.

— Я вышел на пенсию, — с улыбкой объясняет Деметрий.

— Чушь! Ты такой же, как мой отец. Ты никогда не выйдешь на пенсию.

Деметрий несколько старше адмирала, глубокие морщины расходятся от уголков его глаз и обрамляют рот. По акценту сразу же становится ясно, что он родом из Греции, так же как Амара и Алексиос, и когда он смотрит на нее, то она видит в его взгляде не дежурное равнодушие, а одобрение.

— Может быть, с пенсией я и преувеличил, — говорит он, соглашаясь с Юлией. — Но император великодушно разрешил мне проведать мои имения в Кампании.

Юлия, заметив его интерес к Амаре, вовлекает ее в беседу:

— Для нашей милой Амары это первый визит в Мизен. Она очень серьезно относится к своей роли вольноотпущенной адмирала. Боюсь, она выбранит нас, если мы не проявим к нему величайшего почтения.

Амаре такие шутки не по нутру, но Деметрий только улыбается.

— Преданность своему партнеру подобает вольноотпущенной, — отвечает он. — Для какой службы он освободил тебя, девочка?

В его темных глазах нет угрозы, но все же Амаре неприятно такое пристальное внимание.

— Вам придется спросить самого адмирала, если вам интересны причины его исключительной доброты, — отвечает Амара, думая, как ей аккуратно объяснить, что она является конкубиной другого человека. — Но я полагаю, что это была благодарность за помощь, которую я оказала ему в исследованиях, и великодушие по отношению к одному молодому человеку, племяннику Юлиуса Плацидуса, который готов был стать моим патроном.